Читать книгу «Путь инквизитора. Том 1. Том 2» онлайн.
Звал он слуг, велел привезти лекаря, а еще карету запрягать и одежду нести. Ох как не желал он ехать в приют, как не желал, об одной мысли о старухе начинал он еще и животом мучиться.
Лекарь, разбуженный ночью, был услужлив, лил капли в стакан, считал их и давал ему порошок от слабости живота. Слуги носили одежду, а ему все было плохо. И капли плохи, и руки все дрожат, и одежда не та, и туфли не чищены, и в нужник все одно хотелось. Жена пришла на шум, так накричал на нее. Насилу успокоился. Оделся. Вышел из дворца, а лекарь рядом, за руку держал, все пульс щупал.
Бургомистр выдернул у него руку раздраженно, вздохнул, полез в карету и поехал в приют, словно на казнь. Страшна была старуха. Для всех, кто знал ее, настоящую, ужасной казалась матушка Кримхильда. Одна надежда у него на благочестивую Анхен. Все-таки не чужие люди, столько лет знались, и столько лет он призван был к ней. И пусть последние годы не приглашала она его к себе, все одно не чужой он ей. Авось заступится. Так думал бургомистр, подъезжая к приюту.
⠀⠀
Может, он и зря боялся. Была ночь, когда красавица Анхен приняла его, к старухе не позвала. Говорила с ним сама и держалась спокойно. Холодно, правда, говорила, по делу, и руки не подала целовать. Выслушала все: и про кольцо, что они с Рябой Рутт подарили приезжему рыцарю, и что людишек бургомистра рыцарь разоблачил, но отпустил, а кольцо, что было травлено зельем, которое госпожа Рутт передала аптекарю, рыцарь оставил себе. Потом бургомистр рассказал про то, как лейтенант сбежал с вещами и семьей, дом задешево продав. И про купца его, про Аппеля, что тоже уехал от страха перед судом. И даже тут благочестивая Анхен оставалась спокойна. Слушала внимательно, но безучастно. А когда бургомистр закончил, сказала ему одно слово:
— Ступай.
И больше ничего, а фон Гевен и не знал, радоваться теперь, что к старухе не позвали, или печалиться, что Анхен так холодна.
Решил судьбу не злить, просить милости у благочестивой Анхен не стал, поспешил на двор к карете. И поехал домой, спать.
А вот Анхен долго еще не ложилась, теперь ее трясло: нет, не руки, как у бургомистра, тряслись, а вся она. И не от страха, а от злобы. И не было на этом свете никого, кого бы так ненавидела она, как пришлого рыцаря, что приехал сюда и рыскал тут.
Ульрика, верная подруга ее, уже в ночной рубахе, простоволосая, сидя на постели, звала ее:
— Госпожа моя, полночь уже, придешь ли спать?
— Ложись, покоя мне нет, к матушке пойду, спрошу, что делать.
— Из-за рыцаря того божьего покоя нет?
— Из-за него. Будь он проклят.
— Ждать ли мне тебя?
— Нет, спи, — сказал Анхен, вставая с лавки. — Я у матушки надолго, разговор непростой предстоит.
⠀⠀
Она пришла нескоро, но Ульрика не спала, ждала ее. Когда Анхен вернулась, служанка вскочила с постели и стала помогать госпоже раздеваться. А потом легли они, и Ульрика, прижавшись к Анхен, спросила:
— Ну, что сказала матушка?
— Сказала, чтобы сама все заделала. Иначе не выйдет дела.
— Пойдешь к этому псу, ляжешь с ним?
— Лягу. А там и убью. А по-другому никак, будь он проклят, иначе его не взять, непрост он, изощрен. Будь он проклят.
Ульрика от жалости к госпоже своей готова была рыдать, стала гладить ее по волосам, целовать стала в лоб, в щеки ее.
А благочестивая Анхен лежала как чужая, словно не ее целовали, и вдруг зажала кулаки и заорала в потолок, да так, что отшатнулась Ульрика, и понесся крик Анхен по покоям, и пошел через толстые стены по коридорам, и все в доме от сна очнулись, лежали в страхе, слушали и думали: что это. Хоть многие из женщин, что жили тут давно, знали, кто так орать может, что аж до костей пробирает.
— Что ты, что ты, сердце мое, — снова прижалась Ульрика к Анхен, гладя ее по волосам как девочку, — что с тобой, отчего так нехорошо тебе?
— Матушка костры видела, — заговорила Анхен, — костры по городу и виселицы, а средь них люди да мужи злые дело кровавое делают, и попы, попы… Всюду попы, и рыцарь этот всех их сюда позвал.
— Господь наш, истинный отец наш и муж наш, не допустит, — шептала Ульрика, — не оставит дочерей и жен своих.
— Не оставит, — вдруг успокоилась Анхен, — завтра сама к пришлому пойду и все заделаю, а Господу истинному не до нас, сами мы должны все делать, сами.
Дальше Ульрика с ней говорить не стала, она хорошо знала, что значит этот тон госпожи.
Снова стало тихо, а Михель Кнофф, привратник и единственный мужчина в приюте, сидел в своей коморке, поставив на лавку, что служила ему столом, полупустую кружку с давно выдохшимся пивом. Рукой прикрыл огонек лампы на всякий случай — хоть и визжала благочестивая Анхен далеко, а все равно холодом обдавало, словно сквозняком, и огонь порой гас, вроде как сам по себе. Так и сидел с рукой над лампой. Прислушивался. Дышал тихо-тихо, боясь зашуметь. Он служил здесь давным-давно и знал: если благочестивая Анхен так в ночи кричит, значит, зла она до лютости.