— Ну, выбирай, рубить тебя или твой подарок в пасть затолкать?
Купец молчал, глядел, как кавалер вертит перед его носом перстнем, и дышал, словно бежал долго.
— Ясно, — Волков схватил его пальцами за щеки и стал разжимать рот, явно намереваясь засунуть туда перстень.
— Да не надо, не надо, — вырывался и бился купчишка. Он извивался, отталкивал руку, закрывался, всячески отдаляя от себя драгоценность. — Не надо, зачем же…
— Жри, тварь, — свирепел кавалер, раздражась от сопротивления купца. — Сыч, руки ему держи.
— Сейчас, экселенц, накормим гниду. — Сыч стал помогать Волкову, схватил Рольфуса за руки, и тот понял, что теперь уже конец его неминуем, и взмолился:
— Господин, господин, пощадите!
Волков не отпустил его, не убрал перстня от лица, но дал шанс:
— Кто послал?
— Негоциант Аппель звал меня к себе и сказал, что проводить вас надобно, зажились в городе, а по добру вы не уходите; говорил, что надобно вас поблагодарить так, чтобы другим неповадно было. Велел найти двоих, кто поглупее, чтобы делегация вышла, и взять у аптекаря Бределя капли, перстень ими полить.
— Что за капли? — спросил Сыч.
— Не знаю, склянка синего стекла, велено было три капли внутрь кольца капнуть и дать просохнуть.
— Аптекарь так сказал? — не отставал Сыч.
— Да, аптекарь, и предупредил, чтобы без перчаток перстня не брал.
— Аппель зачем с вами приходил? — кавалер неотрывно думал о четвертом купце.
— Не знаю, боялся, может, что передумаю. Хотел убедиться, что мы к вам пошли.
— Перстень тебе он дал? — интересовался Сыч.
— Он.
— Денег тебе обещал? Сколько?
Тут купчишка разговор прекратил, отвернулся и засопел.
— Знаешь, что курфюрст делает с отравителями? — напомнил кавалер.
Рольфус взглянул на него с негодованием:
— То не яд, до смерти травить вас нельзя было. То зелье для хвори. Чтобы вы захворали да домой убрались.
— Так Аппель сказал тебе?
— Нет, так аптекарь сказал.
— И что это за хворь?
— Не сказали мне. Не знаю.
— А где пузырек от зелья? — Сыч, как всегда, был внимателен к мелочам. — У тебя? Или, может, бросил?
— Бросил.
Волков выпустил его. И Сыч отпустил. Они отошли в сторону и тихо заговорили между собой, а купец немного ожил и стал прислушиваться, о нем ли речь идет — хотел, подлец, знать, что с ним думают делать.