— Писать письма, — отвечал кавалер, думая о чем-то своем.
В трактире их поджидал еще один сюрприз. Как только кавалер вошел в залу, так к нему тут же устремился распорядитель Вацлав, еще издали начал кланяться и так старался, что Волков почувствовал недоброе. Так оно и вышло. Вацлав говорил вежливо и улыбаясь:
— Уж не сочтите за грубость, достославный рыцарь, но по велению хозяина нашего сказано мне взимать с вас плату за проживание в королевских покоях. Уж сегодняшний день будет для вас бесплатным, а за следующие дни, коли надумаете остаться, придется платить.
И был так любезен и ласков распорядитель трактира, что захотелось Волкову дать ему в морду, руки чесались, но кавалер сдержался: ни к чему на холопе срываться, коли хочешь господина проучить. А господином тут был бургомистр. Тот самый бургомистр, которого барон фон Виттернауф считал верным человеком.
Внешне Волков остался вежлив и холоден, съезжать из таких роскошных покоев ему явно не хотелось, и он спросил:
— А сколько же ваши покои будут мне стоить, если я надумаю сам платить?
— Два талера за ночь, — радостно сообщил распорядитель, — а также за людей ваших, что в людской ночуют, и за коней ваших в конюшне еще талер.
Тут уже кавалеру пришлось приложить усилия, чтобы не влепить мерзавцу оплеуху за такие-то цены. А Вацлав улыбался все так же ласково, кавалер скривился, ничего не ответил и пошел в свои покои писать барону письмо.
Как пришел, сел за стол. Сидел, сцепив пальцы в замок и уставившись в стену — думал и был зол. Даже сапоги не снял. Ни вина не просил, ни пива. Ёган на цыпочках ходил, зная, что господину в таком расположении духа на глаза попасться — не дай Бог! Сыч же в своем нестираном колете и вовсе сидел в людской, носа в залы не совал, а Эльзе, хоть была она в чистом платье, да и монаху тоже передалось тревожное состояние Сыча. Все ждали, когда господина отпустят бесы. А кавалер злился на бургомистра, знал, что все препятствия ему чинит именно хозяин — видно, надоело тому, что кто-то по его городу ездит, людей будоражит и в холодный дом бросает. Там допросы чинит, ищет чего-то, а чего — не говорит. Любой осерчал бы. А еще Волков злился на барона, считавшего бургомистра честным человеком, который поможет делу. Нет, делу он не помогал, а мешал, и кавалеру стало ясно: для продолжения розыска ему требовались полномочия. Чтобы и самого бургомистра, коли потребуется, в рог скрутить можно было.
В общем, долго он сидел, думал и надумал, что не только барону писать нужно, требуя у него полномочий. Еще написать ротмистру Брюнхвальду надобно, чтобы с добрыми людьми своими пришел к нему сюда, так как полномочия, не подкрепленные мечами и алебардами, мало чего стоят. И монахам в Ланн, отцам из Святого трибунала, брату Николасу и брату Иоганну, что были с ним в Альке. Им он собирался описать ситуацию в Хоккенхайме и объяснить, что для Святой инквизиции работы тут хватит надолго, и работа эта весьма прибыльна будет, так как бабенок подлых здесь много и недобрым они промышляют издавна, а посему и серебра у них в достатке.
Как все это он обдумал, потребовал себе чернила и бумагу, и гостиничный слуга все принес, но перья были плохи, и Волков тут же капнул на дорогую скатерть чернилами. От того еще больше злился, хоть скатерть не его, и от злобы этой глупой письма и вовсе не получались.
Давно он не писал таким людям, как барон. Грязное и глупое письмо доверенному лицу герцога разве пошлешь? Приходилось стараться. И как тут стараться, если перья дурно точены. А письма приходилось по два писать, потому как не знал кавалер, где сейчас барон. Может, еще в Альке, а может, он уже в Вильбурге. То же самое и с Брюнхвальдом, который мог быть с вдовой, а мог и в Ланн поехать. А еще письмо монахам. Так что пока написал пять писем, все руки перепачкал, стопку бумаги извел и скатерть заляпал. Волков уже проголодался, а ему даже пива никто не принес. Ёган и тот сбежал из покоев, видя, как бесится кавалер, в очередной раз комкая испорченную бумагу. В довершение ко всему на рукав дорогого колета попали чернила.
Он отчитал Максимилиана, не вовремя пришедшего в его покои спросить что-то об одном из седел, которое требовало ремонта. Волков высказал ему, что он небрежен, и отправил его на почту с письмами, а сам зло звал Ёгана, чтобы поменять запачканную одежду. После чего решил ехать обедать в любой трактир, в котором о нем не знают и вряд ли будут травить, все-таки боялся он этого. Утро и день выдались на редкость неудачными.
⠀⠀
Лейтенант Вайгель был человек умный, и происходил он из хорошей семьи. И первое обстоятельство, и второе содействовало его успешному продвижению по службе, но в городе Хоккенхайме он достиг пределов карьерного роста. Стать капитаном он не мог, так как по городскому уставу капитаном всех городских войск являлся штатгальтер императора. И как ни пытался изменить это правило герцог Ребенрее, император свою привилегию — назначать городского главнокомандующего — отдавать не хотел. И посему лейтенанту приходилось мириться с тем фактом, что его непосредственным начальником был не кто иной, как бургомистр, а не император, который тут никогда не появлялся.
Вайгелю, человеку, за плечами которого имелось несколько военных кампаний, подчиняться бургомистру, которого он считал первостатейным жуликом и отъявленным трусом, было непросто. Но уж больно выгодной казалась должность начальника стражи в богатом городе. Настолько выгодной, что порой он забывал жалованье получать. Поэтому приходилось терпеть и, что еще хуже, участвовать в грязных делах бургомистра. Вот и теперь этот взбалмошный тип вызвал его и стал требовать выгнать кавалера, что рыщет по городу с непонятной целью. Но лейтенант, который недавно ужинал с этим кавалером, уже понял, что от того не так просто избавиться. Этого кавалера запугать не получится. Лейтенант Вайгель смотрел на бургомистра, который лихорадочно расхаживал по кабинету и придумывал один за другим глупые способы, как убрать из города назойливого пришлого. Лейтенант со скептической миной слушал весь этот бред и думал: «Ишь ты, видать, и вправду этот пришлый глубоко сует свой нос, раз тебя так припекает. Тебя и твою благочестивую старуху, с которой вы весь город доите. И что это ты так разволновался, ведь сам обер-прокурор у тебя в дружках ходит. Или от этого кавалера и обер-прокурор не спасет? Интересно, что же это за кавалер такой?»
Тут бургомистр остановился и перестал нести всякую чушь:
— Найдите мне, Вайгель, добрых людей, чтобы покончили с ним.
Лейтенант едва успел подумать, что у самого бургомистра под рукой куча всякой сволочи, готовой к такой работе, как фон Гевен продолжил:
— Чтобы не местные и чтобы хороши были — не разбойники. Разбойников этот пришлый сам режет, даже когда слеп. Как было в «Безногом псе».
Нужные знакомые у лейтенанта имелись. Добрые люди с хорошим оружием, что вечно без денег сидят. С ними он в компании ходил против еретиков.
— И какова плата? — спросил лейтенант, хотя очень не хотелось ему лезть в это дело.
— Двести талеров, — ошарашил его бургомистр, — но только чтобы люди самые крепкие были.
«Не скупится, подлец, — думал Вайгель, понимая, что за такие деньги его знакомцы могут и небольшую войну начать. — Видать, совсем допекает вора этот пришлый».
Но, с другой стороны, хоть и недолюбливал лейтенант бургомистра, хоть и презирал его, тем не менее благополучие самого лейтенанта было неразрывно связано с этим вороватым и бесчестным проходимцем, каким-то образом ставшим самым важным человеком в речном регионе.
— Есть у меня такие люди, — признался лейтенант. — Буду писать им.
— Пишите немедленно, — настаивал бургомистр возбужденно.
— Напишу, но уж если напишу, так обратного хода не будет, за деньгой они приедут, даже если уже работы не окажется.
— Пишите, я дам денег вперед. Пусть едут сюда.
Лейтенант городской стражи Вайгель встал и, поклонившись, пошел к себе писать письмо, хоть и не по душе ему все это было.