— А Рутт, как и Вильма, из приюта?
— Все они оттуда, — сказал Иштван.
— Все? И что, много их? — удивлялся кавалер.
— Да, немало их оттуда вышло, — нехотя говорил Иштван. — Госпожа Рутт…
— Прямо так, «госпожа»? — перебил его Волков. — Вильму вон Шалавой кличут, а эту «госпожой» зовут? Ну-ка, рассказывай, почему Рутт «госпожой» называют.
— Так Рутт Вильме не ровня, — продолжал Лодочник, — Вильма шалупонь кабацкая, воровка и шлюха, а Рутт… она с купцами знается, да с судьями, да с банкирами. Большие дела делает. Я помню те времена, когда и она по кабакам волосатым пирогом приторговывала, а звали ее тогда Рябая Рутт, так то когда было. Теперь любому, кто это вспомнит, она глаза вырвет. Теперь она госпожа.
— А еще кто из приюта в городе промышляет? — спросил Сыч.
— Вильма, а из старых Веселая Рози и Монашка Клара. Ну и молодые девки еще есть.
— И все из приюта? — не верил Волков.
— Все оттуда.
— Я смотрю, у вас одни бабы бандитствуют, — все больше удивлялся Сыч. — А мужики тут совсем не верховодят?
— Давно уже нет таких, все мужики или под бабами работают, или ушли на покой, — неожиданно произнес молчавший до этого сержант.
— Либо в реке, — мрачно добавил Иштван.
Волков поглядел на него и спросил с усмешкой:
— А ты сам-то как теперь жить тут думаешь, ты же про Рутт нам все рассказал?
— На дыбе да под каленым железом я бы и так все рассказал, — отвечал Иштван. — Я уже решил: ежели выйду отсюда живым, сразу подамся на север. Рутт узнает про то, что я языком трепал, так убьет немилосердно.
— Убьет, значит? — уточнил Волков с улыбкой.
— А вы, господин, зря улыбаетесь, она и вас убьет, если сможет, у нее не заржавеет. — Теперь усмехался Иштван. — Ей будет не впервой.
— И как? Наймет кого? — интересовался кавалер, не очень пугаясь.
— Не знаю, господин, но если вы ей мешать надумаете, то не сомневайтесь, способ найдет. Сгинете, как не бывало.
Они еще долго расспрашивали Иштвана Лодочника о его делишках, о том, как он баржи на реке грабит по ночам. Тот неохотно, но говорил. Впрочем, ничего нужного или интересного Лодочник больше не сообщил, да они с Сычом и не знали, что еще у него спрашивать. Волков велел его увести. Но сам покидать подвал для допросов не спешил и сидел, уставившись на огонь лампы.
— Экселенц, даже уж не знаю, что делать дальше. Если не найдем Вильмы или Ганса, то и мыслей у меня боле нет, как вашу вещичку искать, — сказал Сыч, поигрывая гирей своего кистеня.
— Не знаешь? — рассеянно спросил Волков. — Сержант, приведи мне сюда этого… трактирщика.
Сыч ничего не сказал, смотрел на кавалера с интересом, а сержант ушел и вскоре вернулся с трактирщиком. Езеф Руммер немедленно стал кланяться кавалеру, держался подобострастно и улыбался.
— Так, скажи мне, трактирщик, Вильма грамотна была? — спросил кавалер.
— Господин, так вроде я ж говорил вам, что за чтением ее не видал. Не думаю я, что она грамотна, куда ей. — Трактирщик продолжал улыбаться.
— Ну а Рутт грамотна?
— Какая Рутт? — медленно переспросил трактирщик, и улыбка сползла с его лица.
— Рутт, та Рутт, которую все называют Рябой, — сказал Волков.
— Вы уж простите меня, господин, — вкрадчиво начал Езеф Руммер, — но Рябой ее никто уже давно не зовет.