— К какому дружку? — насторожился Сыч.
— Иштван Лодочник. Собутыльник его, тоже вроде вор.
— А где он живет, ты не знаешь, конечно?
— Отчего же — знаю, — говорил трактирщик, — десять миль вниз по реке, там изгиб и остров, напротив острова рыбачий хутор, там он и живет. Ганса не зря Спесивым звали, он как с Вильмой пособачится, так материл ее и к Иштвану уезжал от гордости. А как неделька пройдет, у Вильмы дело какое наклюнется, так она за ним человека и посылала. Кого-нибудь из моих трактирных. Он малость остывал и приезжал. До новой распри.
Волков глянул на Сыча, и тот его сразу понял:
— Экселенц, ночь на дворе. Завтра поутру.
— На заре.
— На заре, — кивал Сыч, — я сержанта предупрежу, возьмем с собой. Чтобы не думали о нас как о разбойниках.
⠀⠀
Сыч метался по хутору, лицо злое. Два домишки, и оба пустые. Сети в сарае. Лодки разные вокруг, пристань-мостушка. Баркас к ней еще встанет, а баржа уже нет. Хорошее место. Да вот нет тут никого.
— Недавно ушли, — говорил Фриц Ламме, озираясь. — Пепел в очаге еще не осел. Ночевали тут. Навоз у привязи свежий, кто-то конный был. След на дорогу не повел. Вдоль реки уходил, таился. А еще один на лодке, наверное, ушел. На песке от башмаков отпечатки до воды самой и след от лодки.
— Тот, что на коне, может, Ганс был?
— Может быть, он, а может, и не он, — пожимал плечами Сыч. — Разве угадаешь?
— Думаешь, знали о нас? — мрачно спросил Волков.
— Да Бог их знает, может, и предупредил кто, или сложилось так просто.
Кавалер поманил рукой сержанта, который стоял со своими людьми в сторонке. Тот быстро подошел.
— Говорил кому о том, что мы сюда едем?
— Нет, господин кавалер, — отвечал сержант.
— Говори без вранья, не то на дыбе спрошу.
— Да не говорил никому, как вы велели, даже людям своим не сказал. Да и некому мне говорить, никто и не спрашивал меня… Кроме лейтенанта.
Волков смотрел на него в упор и больше не задавал вопросы, сержант сам говорил:
— Путь-то неблизкий — пехом идти, пошел с ночи к лейтенанту, телегу с конем просить, он и спросил зачем. Я сказал, что с вами поеду на реку, Иштвана Лодочника ловить. Он дозволил телегу взять. И все, боле никому ни слова.
Сыч, подошедший к ним, услыхал конец рассказа и еще больше обозлился, но ругаться не стал. Отвел кавалера в сторону и сказал тихо:
— На лейтенанта грешите?
— А на кого же еще думать? — Волков был мрачен, не полюбился ему фон Вайгель.
— Ничего, есть у меня мыслишка одна.
— Ну, говори.
— Выворачивает меня, как подумаю, что сидит вон на том острове, — Сыч кивнул в сторону реки, — человек и смеется над нами, дураками.
— Считаешь, он там?
— А зачем ему далеко бежать, он перед нами чист. Это Гансу от нас прятаться нужно. Ганс и убежит подалее. А этому Иштвану долго скрываться резону нет. Уедем мы — он и вернется.