— Молодец, — похвалил юношу кавалер, — что ж, пойдем, поговорим с ним. Ёган, скажи на кухне, что ужинать позже буду.
⠀⠀
… Сержант Гарденберг был горд собой. Хоть и не сразу, хоть побегать пришлось, но трактирщика Ёзефа Руммера он нашел. Таких людей нужно поощрять, Волков хлопнул сержанта по плечу и сказал:
— Тут кабачок неподалеку, вроде не воняет из него, идите, поешьте, тебе и твоим людям ужин с пивом за мой счет.
— Премного благодарны, — обрадовался сержант, — а то ребята таскались весь день. Умаялись.
— Только не напивайтесь, ты потом меня найди, я тебе скажу, что делать завтра будем.
— Да, господин.
⠀⠀
Трактирщик, видя Сыча, улыбался ему как старому другу. Сыч даже удивился:
— Гляньте-ка, скалится, вошь подлая. Сам сбежал, стражу на нас напустил и лыбится теперь.
— Господа добрые, — трактирщик молитвенно сложил руки, — да разве ж я знал, кто вы? Разве я бы посмел сбегать. Вы ж меня из трактира в мешке увезли, я вас разбойниками полагал. А раз вы такие…
— Какие «такие»? — уточнил Волков, садясь на табурет.
— Важные, — отвечал Езеф Руммер.
— Важные? — переспросил Сыч.
— Угу.
— То есть сбежал ты от нас по незнанию и бить тебя за то не надо?
— Истинно так.
— И даже по ребрам ни разу не ударить? — Фриц Ламме сжал кулак, поднес его к лицу трактирщика.
Кулак у Сыча был большой, на вид тяжелый.
— А к чему? Я и так все понял.
— То есть говорить с нами будешь без вранья, и запираться не будешь, и забывать ничего не будешь.
— Говорить буду как на исповеди, — обещал трактирщик, косясь на такой неприятный кулак.
— Раз так, скажи, где Вильма? — начал Волков.
Трактирщик опять сложил руки, как на молитву, и запричитал:
— Господа добрые, Богом клянусь, не ведаю, где она.
— Не ведаешь?
— Детьми клянусь, что не знаю. Знал бы — сразу ее сдал бы. Она мне не родственница.
— Не родственница, значит, а кто она тебе?
— Да никто она мне. Шлюха кабацкая. Ее и зовут все шалавой.
— Воровка она, — добавил Сыч.