— Найдешь? — сомневался кавалер.
— Найду, есть у меня мыслишка. У свояка он. Они дружки старые.
— Оруженосца моего возьмешь с собой.
— Так возьму, если надо, — согласился сержант.
— Максимилиан, ступайте с сержантом. Притащите мне этого проныру трактирщика.
Пока ловили Ёзефа Руммера, Волков и Сыч пошли в тюрьму. Делать было нечего, решили поговорить с пекарем Кирхером о том о сем. Меч нашелся, и вопросов к пекарю не было, но почему-то отпускать его кавалер не хотел.
Сыч дал Кирхеру кусок сыра.
— Сынка кузнеца отпустили, — забубнил тот, беря сыр, — значит, меч вам отдали.
— Отдали меч, отдали, — соглашался Сыч, занося в камеру табурет для кавалера.
— Так и меня отпустите, безвинен я перед вами.
Волков уселся и, глядя на жующего пекаря, сказал:
— Поговорим с тобой сначала, если договоримся — то отпустим.
— Я уже и так наговорил лишку. Эти сволочи Тиссены мне теперь житья не дадут.
— А чего они тебе, ты разбойник, они бюргеры, чего тебе их бояться? — спрашивал Сыч.
— Эх, сразу видно, что ты чужой тут. Тиссены из гильдии, а гильдии, если соберутся и решат, то даже бургомистра нагнуть могут, и серебро у них водится, так что лихих людей с ножами сыщут, коли нужда появится. Будь ты хоть разбойник, хоть благородный, ежели решили убить — убьют. — Он помолчал. — Да и не разбойник я уже, шестнадцать лет как не разбойник. Купец я.
— А чего из ремесла ушел, тут разбойникам раздолье.
— Женился и ушел. Шестнадцать лет уже как.
— Значит, женился. И с тех пор не воруешь целых шестнадцать лет?
— Да. Не ворую больше. На хлеб хватает и без воровства.
— А Вильму давно знаешь? — спросил Волков.
— Так шестнадцать лет знаю, может, и больше, она меня с женой познакомила. Я ж раньше с Вильмой промышлял.
— А она из приюта была?
— Она — да, они обе из приюта. Там баб, которым мужики любы, мало, но моя как раз из таких. Вильма нас и свела.
— А Вильма, значит, мужиков не жаловала? — продолжал интересоваться Сыч.
— Нет, какое там. На дух их не переносила, она любительница волосатого пирога прикусить. А мужиков только спаивала да грабила.
— И убивала, — добавил Волков.
Пекарь Кирхер только глянул на него, ничего не сказал. Доел сыр.
— Значит, баба твоя из приюта была, — продолжал Сыч. — А кто ж в те времена приютом заправлял?
— Так красотка Анхен и заправляла.
Волков бы и пропустил это мимо ушей, а вот Сыч был не такой: