— Госпожа Эльза, пройдитесь пешочком, разомните ножки свои прекрасные, пока я с этим пекарем парой слов перекинусь.
Девушке повторять нужды не было, она и сама не очень хотела ехать в телеге, где лежал связанный Кирхер. Пошла за ними пешком.
Большие ворота на двор кузницы были распахнуты настежь. Тут стояли возы со снятыми для ремонта колесами и осями, звенели молоты, сновали работники, были тут и коновалы с конями, которым надобны новые подковы. Работы, видно, было много.
Кавалер пытался найти среди людей хозяина. Старшего. Кузнеца Тиссена. Он заехал на двор и стал оглядываться, а к нему сразу пошел здоровенный детина в кожаном фартуке, молодой и деловой, с молотком в руке. Руки у него как у некоторых ноги и силы огромной.
— Что вам надобно, добрый господин, — спросил детина.
Глядел он если не с вызовом, то уж точно без почтения. Не поздоровался даже, тем более не кланялся. Стоял, подперев бока, наглый.
— Просто смотрю, — отвечал кавалер.
— А смотреть тут нечего, авось не балаган. Выезжайте со двора и вон с улицы любуйтесь.
Волков опустил на него глаза, теперь разглядывал его пристально.
А тот не испугался, тоже взгляда не отвел, спокойно молотком поигрывал.
Неизвестно как — то ли по выражению лица кавалера, то ли просто догадался, но Максимилиан стал натягивать тетиву арбалета. Знакомо лязгнул ключ и затрещал, защелкал замок тревожно. Волков этого не видел, но прекрасно знал, что вот сейчас щелкнет особенно звонко, а это значит, тетива легла в замок и можно класть болт на ложе. Когда он услышал этот щелчок, спросил у здоровяка:
— Где кузнец Тиссен?
— А что вам за дело до кузнеца? — отвечал молодец, и это был уже открытый вызов.
— Ты бы, мордоворот, ответил лучше на вопрос, не злил бы моего господина, — крикнул Ёган.
— А ты помолчи, холоп, — отвечал здоровяк, — пусть твой господин отвечает, а с тобой мне говорить нет желания.
Волков все больше удивлялся этому городу. Народ тут был груб и не пуган. Вот так отвечать незнакомцам могли только уверенные в себе люди. Или крепко уверенные в городской страже.
— Смотри, дурак, — крикнул Ёган предупредительно, — с огнем играешь.
— Сам дурак, — огрызнулся здоровяк, — говорите, что хотите, или убирайтесь отсюда.
Ёган было хотел продолжить перепалку, но Волков остановил его жестом и произнес:
— Где кузнец Тиссен? Последний раз спрашиваю.
И тут здоровяк залихватски свистнул, да так звонко и громко, что все, кто был на дворе кузни, услыхали. Звон сразу стих, и со всех сторон стали к ним подходить люди. Мастера и подмастерья. Молодые и опытные, все с орудиями своего нелегкого труда. Их оказалось семь человек, остальные, видимо, были не кузнецами, а заказчиками, и смотрели на происходящее с интересом, но со стороны.
А к кавалеру неспеша подошел Сыч, принес из телеги секиру, сам стал, на копье оперся и заговорил ехидно, так, чтобы все слышали:
— Экселенц, что, опять вшивоту местную будем уму-разуму учить?
Все это он делал так естественно и обыденно, что многим подумалось, что и впрямь приехавшие занимаются этим чуть ли не ежедневно.
А еще они смотрели на кавалера, а тот выглядел страшно. Глаза красные, голова вся зашита, рука тоже, а все равно секиру держит крепко и привычно. Надменный взгляд человека, чье ремесло — война. И Волков наконец заговорил:
— Сыч, приволоки пекаря сюда.
Сыч тут же пошел за Кирхером, а остальные ждали, чем все закончится.
Когда пекарь был во дворе, кавалер спросил у него, указывая на здоровяка секирой:
— Этот вот кузнец Тиссен?
— Нет, — хмурился Кирхер. — Этот сын его старший, Вилли.