Тот понял, позвал Максимилиана:
— Подсоби-ка.
— Чего вы удумали? — Привратник через окошко пытался увидеть, что там делают эти люди.
— Сейчас-сейчас, — обещал ему Сыч, — сейчас узнаешь, что мы тут удумали, когда кости твои хрустеть будут.
— Открывай по-хорошему, последний раз прошу. — Волков был строг, но спокоен.
И мужик вдруг согласился:
— Открываю, супостаты вы.
Лязгнул засов, Максимилиан толкнул тяжелую дверь, вошел и грубо отпихнул мужика с прохода, шедший за ним следом Сыч поднес привратнику к носу кулак.
— Я тебе… — пообещал он.
— Да чего вы? — бубнил мужик.
— Кто таков? — грубо спросил Фриц Ламме. — А?
— Михель Кнофф я.
— Привратник?
— И привратник, и истопник, и дворник тут.
А Волков шел в дом, Максимилиан спешил за ним. Они поднялись на пару ступеней, отворили дверь и вошли в большую залу. Тут был камин нетопленый с печкой, окна под потолком стекленые, длинный, чистый, свежескобленный стол, за которым две молодые женщины в одинаковых платьях и чепцах лущили фасоль и с удивлением уставились на вошедших мужчин.
Привратник Михель Кнофф семенил за Волковым и говорил просяще:
— Господин, не надобно вам сюда, тут приют бабий, тут мужчинам недозволено. Тут, почитай, монастырь.
Кавалер остановился, глянул на него и спросил:
— Кто тут старший?
— Так то матушка, но она скорбна болезнью, а ей помогает благочестивая Анхен. Она тут все дела и ведет.
— И где она? — спросил кавалер.
И тут что-то изменилось вокруг. Словно света больше стало, или тепла в прохладном зале прибавилось, или солнце вышло и греет и светит на всех. И услышал кавалер за своей спиной красивый женский голос:
— Здесь я, добрый господин.
Он обернулся и увидал прекрасную, по-настоящему прекрасную молодую женщину. Была она свежа, чиста и лицом, и одеждой, из-под накрахмаленного чепца смотрели на Волкова огромные глаза цвета дождевой тучи, серые-пресерые. А ликом она была такой, какими ангелы должны быть. Благочестивая Анхен потупила взор и присела низко, Волков тоже ей кланялся, и Сыч кланялся, а Максимилиан стоял истуканом, рот разинув, и смотрел на нее.
Тут она подняла глаза на кавалера, глянула ему в лицо, прямо в глаза, и словно увидела, узнала там что-то. Торопливо отвела взгляд, перевела его на лоб и свежий шов.
Волков поглядел на Сыча случайно и опять увидел его красные и страшные, без белков, с кровью глаза. И понял, что его собственные немногим лучше, вот женщина от них взгляд и отвела. Не очень-то приятно смотреть на такое.
А она заговорила своим удивительным голосом, чистым, звонким, который хочется слушать и слушать:
— Меня зовут Анхен, я помощница матушки нашей, настоятельницы приюта, благочестивой Кримхильды.
— Я Фолькоф, рыцарь божий. А это люди мои, — слегка растерянно отвечал Волков.
— Рыцарь божий Фолькоф и вы, добрые люди, надобна ли вам помощь? Вижу раны на вас, может, мази и лечения вам требуются? Или благословение матушки нашей? Многие рыцари перед войной приходят к нам за благословением.