— Хорошо видите? — не отставал Сыч.
— Оставь господина, — строго сказал брат Ипполит, — он изранен, ему сейчас не до разговоров. Прозрел он, и ты прозреешь.
Монах осветил лицо Волкова, заглянул в глаза и ужаснулся:
— Господи, сохрани, Пречистая Дева.
— Что? — спросил кавалер.
— Красные целиком глаза, белого нету, ни одной кровяной жилы целой нет. Я для вас с Сычом мазь и капли сделаю.
— Когда? — тут же поинтересовался палач.
Но монах его проигнорировал, он осматривал голову кавалера.
— Лоб шить придется? — спросил Волков.
Жена лодочника, опрятная, спокойная баба, теплой водой и тряпкой смывала засохшую кровь с лица и шеи кавалера.
— Лоб пустое, — монах оглядывал его со всех сторон, — он у вас крепкий, два стежка, и все, а вот голову придется шить как следует, у вас ее до черепа разрезали за ухом, от макушки и до шеи.
Теперь кавалер понял, откуда у него столько липкой крови за шиворотом.
Видно, достал один из ударов ножа, что сыпались на него сверху.
— И руки тоже зашивать надобно, — продолжал брат Ипполит. — Тут стежок и тут стежок, все латать придется. И на правой руке, вот тут, надобно. А эти порезы просто смажем.
— Экселенц, как же вас там кромсали-то? — спрашивал Сыч. — Как вас не убили?
Волков этого не знал и ответить не мог, не до похвальбы ему было сейчас. Плохо ему было. Но за него ответил Максимилиан:
— Господин одного из них убил, располосовал от плеча до пуза, а еще и ранил кого-то. Я когда к покоям шел, вся лестница в крови была. И коридор.
— Ишь ты, а я и не помню ничего, — говорил Сыч. — Ведьма нам в глаза порошок дунула, а потом люди пришли, ударили, и все.
— Ведьма? — спросил Максимилиан. — Что за ведьма?
— Так, тихо вы, мешаете мне, — оборвал разговор монах. — Максимилиан, держи светильник вот здесь, чтобы рану видно было. Господин, сейчас я буду волосы вам выбривать за ухом — наверное, больно будет, вы уж крепитесь.
Жена лодочника, он сам и Максимилиан держали светильники, напряженно молчали, Сыч вздыхал, где-то недалеко храпел Ёган, а кавалер с трудом дал согласие:
— Давай, брей. Мне не впервой.
Брат Ипполит приступил.
⠀⠀
Зелье, что дал ему монах, было не снотворным, а черт знает чем. Выпил его кавалер на ночь и не уснул, а перестал существовать. Ни боли не чувствовал, ни снов не видел, не слышал ничего.
Только уже за полдень открыл он глаза, как из омута вынырнул.
В сарае холодно — хоть укрыт Волков был изрядно, а все равно холод его доставал. Полежал немного, прислушиваясь к себе, боли особо нигде не почувствовал. Саднила рана за ухом, да рука правая малость побаливала. Ничего особенного. Позвал хрипло:
— Есть кто?
Тут же вылез снизу Сыч, заглянул к нему в телегу:
— Очнулись, экселенц? Хорошо. А то лежите словно покойник, не дышите даже. Я уж вас и позову, и пошумлю, а вам все ничего.