— Поросенка — это хорошо, — кивал он, — с горчицей и медом очень хорошо.
— Именно, именно, — соглашались с ним святые отцы.
А народу на площади собралось уже столько, что солдат на все не хватало — именно для этого святые отцы и возили с собой такое количество, в остальные дни надобно было едва четверть от отряда. Люди приезжали из окрестных деревень семьями, с детьми, брали с собой еду. Ехали смотреть казнь.
— Не пускай их сюда, — орал Брюнхвальд своим людям. — На пять шагов к эшафоту не пускай. Эй, ты! Убирай телегу прочь, не ставь тут.
— Бургомистр скряга, эшафот из палок построил, — говорил кавалер.
— Да и Бог с ним, все равно завтра разберут его.
— Да простоит ли он до завтра, сейчас взойдут на него шесть человек, как бы не рухнул.
— Будем Богу молиться — не рухнет, — отвечал ротмистр и тут же опять орал: — Куда с телегой прешь? Сержант, не пускай их сюда, заворачивай их на улице обратно.
Бургомистр, члены магистрата, местные святые отцы и прочие нобили — все были в сборе. Женщин тоже привели, они стояли у эшафота. Покорные, не рыдали даже. Среди них была и вдова Вайс. Зная, что на эшафоте ей заголят спину, она была только в юбке и полотняной рубахе, и в чепце, да под шалью; лицо бледное, почти белое, под стать рубахе. Она то и дело бросала взгляды на Брюнхвальда, тот ей едва заметно кивал, а потом начинал разговор:
— Ваш Сыч-то не подведет? Не станет с нее кожу снимать?
— Карл, мы уже пять раз говорили об этом, — устало успокаивал его Волков.
— Я волнуюсь.
— Да не беспокойтесь вы.
Рыцаря начинала раздражать эта ситуация, не вовремя ротмистр затеял игры в любовь. Да и не та была бабенка, чтобы так за нее переживать. Повалять такую в перинах — это кто ж против, а вот в рыцарство играть-то зачем?
— Старый дурень, — сказал кавалер тихо, чтоб Брюнхвальд не слыхал, — истинно говорят: седина в бороду, бес в ребро. Или еще куда.
— Что? — не расслышал ротмистр.
— Говорю, все вроде собрались, чего святые отцы не начинают?
Брюнхвальд кивал, соглашаясь.
А святые отцы, будто их услыхали, переглянулись, и отец Николас сказал:
— Так, все вроде собрались, может, и приступим, Богу помолившись.
— Почитайте молитву, отец Николас, — предложил отец Иоганн.
— А что ж, почитаю. — Отец Николас встал, распевно и громко стал читать короткую молитву — те, кто стоял рядом, слушали его и вторили, но таких нашлось немного, уж больно людно было на площади. А дочитав, отец Николас кивнул Волкову: — Кавалер, так начинайте уже дело.
Волков сказал Максимилиану:
— Идите на эшафот, прочитайте приговор, но читайте погромче, попробуйте перекричать толпу.
А святые отцы позвали палача. Фриц Ламме выглядел неважно, болел еще после того, как кавалер избил его палкой. Но, несмотря на это, он почти прибежал к святым отцам.
— Ты, добрый человек, бабам языки под корень не режь, — говорил отец Иоганн, — кончик режь, пусть шепелявят, но чтоб говорили.
— Да, святой отец, — кивал Сыч.
— Правильно, — соглашался отец Николас, — баба без языка умом тронуться может, муж такую из дома погонит. Немилосердно сие, под корень женам языки резать.
Палач опять кивал.
А Максимилиан тем временем залез на эшафот и начал громко читать приговор, так началась экзекуция.