Брюнхвальд насупился, стал таким, каким Волков его увидел в первый раз, суровым и жестким:
— У столба ее будут день привязанной держать.
— Попы уедут, сразу отпустим.
— Позор ей будет.
— Ей уже позор. Весь город знает, что к ней мужики ходили. И что трем бабам из-за нее языки повырывали.
— Думаете, ей лучше уехать? Думаете, что семейство Липке ей не простит этого?
Кавалер развел руками, мол, ты и сам все понимаешь. Он бросил поводья Ёгану и пошел в трактир, кавалеру совсем не хотелось продолжать этот разговор, а вот Брюнхвальд еще, видимо, не закончил. Шел за ним.
Да, на счастье Волкова, почти в дверях трактира его встретил брат Ипполит и, поздоровавшись, произнес:
— Господин, есть ли у вас время поговорить с бароном?
— Есть, — сразу согласился кавалер. — А что он хочет?
— Думается мне, он вам хочет дело предложить.
— Дело? Один барон мне уже дело предлагал. Мне не понравилось. — Волков не хотел больше ни с чем подобным связываться, да нельзя отказывать человеку, который ездит в карете с гербом герцога Ребенрее, даже не выслушав его. — А что за дело, не знаешь?
— Не знаю, но думаю, оно будет конфиденциальное.
Хмурый Брюнхвальд стоял рядом, ждал. Кавалер глянул на него и сказал монаху:
— Конфиденциальное. Ну, пойдем, послушаем.
⠀⠀
Барон уже не лежал в кровати, выглядел лучше, и Волков сразу это отметил.
— Рад, что вы идете на поправку, барон, — сказал он, садясь в кресло и беря у слуги стакан с вином.
— Все благодаря вам, кавалер, этот молодой монах на удивление неплохой лекарь, и чтец, и умник, — отвечал фон Виттернауф, садясь в кресло напротив. — Как идет ваша инквизиция?
— Дело закончено, ведьм не нашли. Бабы оклеветали вдову, к которой ходили их мужья.
— Как раз тот случай, когда вдова была веселой, — усмехнулся барон.
— Ну, теперь ей уже не до веселья, получит пять кнутов и ненависть семей, чьим женам палач отрежет языки за навет.
— В общем, всем по заслугам.
— Да.
— Вы не пьете вино, — заметил барон, — ах да, я забыл, вы держите какой-то свой пост.
— Святые отцы решили, что я недостаточно свят для их миссии, наложили епитимью. — Волкову приходилось нелегко, речь барона была изысканна и утонченна — в прошлый раз, когда они посещали его с Брюнхвальдом, барон говорил проще. Кавалер пытался говорить так же.
— Я позвал вас, чтобы поговорить. Вас это не удивило? — начал барон.
— Судя по тому, сколько вы обо мне расспрашивали, это должно было случиться, — заметил кавалер.
— Да, наверное, вы правы. Должно быть, для вас мое приглашение очевидно, — едва заметно улыбнулся фон Виттернауф. — Понимаете, у меня есть одно дело, но…
Он замолчал. И кавалер продолжил за него: