— Да, и семья просит от казни его освободить, — пояснял кавалер.
— За десять монет?
— Да.
— Так мало они дают за язык сына.
— Бургомистр сказал, что семья небогата.
— Небогата? Что ж, берите, что есть, — сказал отец Николас, — нам алчность не к лицу. Еще штраф ему выпишем в десять монет, и будет хорошо.
— Да, да, — кивал отец Иоганн, — будет хорошо. Будет достойно. А только за писаря деньги предлагали?
— Нет, еще за зачинщицу, — отвечал кавалер, — за Магду Липке, но я отверг. Подлая баба, не раскаялась.
— Что ж, — отец Иоганн был немного разочарован. — Пусть так. А за остальных жен давали?
— Нет, бургомистр сказал, что Бог им судья.
— Что ж, — отец Иоганн внимательно смотрел на Волкова и тихо произнес: — Сын мой, утаить серебро от Святого трибунала есть грех корысти. Не утаил ли ты себе мзду?
— Отец мой, — Волков не отводил глаз и говорил так же тихо, — даже думать о том, что я утаю мзду, для меня оскорбление.
— Да благословен будь, — отец Иоганн осенил кавалера крестом.
Но Волков не считал, что разговор окончен:
— Святые отцы.
— Да, сын мой.
— Куда пойдет серебро, что мы возьмем тут? Затраты у меня велики, добрым людям платить нечем, как время придет.
— Да знаем мы, знаем, — успокаивал отец Иоганн, — все серебро, что тут возьмем, пусть людям твоим идет.
— Не волнуйся, рыцарь, в другом городе найдем ведьм, все затраты покроются, — говорил отец Николас.
— Не было такого, чтобы сатана Святой трибунал без серебра оставил, — добавил отец Николас.
И оба отца засмеялись, а Волков приободрился, видя, что не волнуются монахи.
⠀⠀
Отец Иона бледен был, хворь не отпускала его, поэтому вставал с лавки тяжело и говорил негромко. И чтобы было тихо, чтобы слышали его люди, что битком набились в зал, кавалеру пришлось предпринимать усилия и кое-кого взашей гнать на улицу.
Провинившиеся сидели на лавке, вокруг них солдаты, монахи расположились чуть поодаль, остальные все стояли. Слушали внимательно. А отец Иона говорил:
— Господом и Святой Церковью право, данное мне судить, пусть оспорит кто. Есть такие?
Никто не оспорил. Отец Иона обвел всех взглядом и продолжал:
— Нет никого? Писарь, пиши, оспаривающих нет. Я, брат ордена Святых вод Ердана, ауксиларий славного города Ланна и приор монастыря Святых вод Ердана, прелат-комиссар Святого трибунала инквизиции, отец Иона, и архипресвитер кафедрального собора славного города Ланна и член комиссии Святого трибунала инквизиции, отец Николас, и брат ордена Святых вод Ердана, каноник, член комиссии Святого трибунала инквизиции, отец Иоганн, взялись вести расследование по делу о навете и пришли к такому решению: Магда Липке, жена головы гильдии кузнецов города Алька, и Петра Раубе — жена столяра, и Марта Крайсбахер, и писарь городского магистрата Вольфганг Веберкляйн, решив сотворить зло, удумали навет и клеветали против вдовы Гертруды Вайс, что держит сыроварню здесь же в городе Альке. Инквизиция установила, что зачинщицей являлась Магда Липке, сама она была на следствии зла, запиралась, говорить не хотела и не каялась. На вдову Вайс она клеветала, так как сын ее ко вдове ходил за мужским. И та его привечала. Петра Раубе и Марта Крайсбахер тоже на вдову были злы и клеветали, так как мужья их ходили к вдове за мужским и та их привечала. Обе жены сии говорили неохотно, только после покаялись. Писарь Вольфганг Веберкляйн не запирался, говорил охотно и каялся, зла на вдову не имел, бумагу стал писать за мзду в два талера, что сулили ему жены, что зло затеяли.
Отец Иона вздохнул, еще раз обвел глазами собравшихся. Все, и женщины, и мужчины, и солдаты, и даже кавалер с ротмистром, внимательно слушали, ждали, когда монах продолжит, и тот огласил приговор:
— Святой трибунал постановил: Магду Липке бить кнутом у столба пятнадцать раз.
Женщина смотрела на него яростно, а по залу прокатился ропот удивления.