— Женат?
— Женат, господин.
— Еще кто?
— Вилли Крайсбахер. У него большая коровья ферма.
— Женат?
— Женат, господин.
— Ишь ты, — тихо говорил Брюнхвальд за спиной у Волкова, — а я все думал, почему такая пригожая женщина и не замужем.
— Брала ли ты мзду с мужей за то, что давала им? — продолжал допрос кавалер.
— Ну как… Я-то не просила ничего, они сами предлагали.
— Сколько брала?
— Деньгами я не брала. — Женщина краснела от стыда и переводила дух, словно бежала долго. — Ну, два года назад Ханс и Иоганн Раубе чинили мне крышу, а денег у меня только за половину работы было. Я обещала им отдать попозже, а они мне предложили рассчитаться по-другому…
— И ты согласилась?
— Согласилась, господин. Денег-то всегда не хватает.
— И все? Они больше к тебе не ходили?
— Ходили, господин, — опять краснела вдова, — то забор надо поправить, то фундамент под чан новый поставить. У меня сыроварня, господин, там всегда работа есть для мужских рук.
— И не только для рук, — язвил Брюнхвальд.
— А с остальных тоже имела прибыток какой?
— Ну, Стефан, он, если в Вильбург ехал, так мои сыры вез бесплатно, сколько мог взять, — говорила женщина.
— А этот, как его… Фермер что тебе бесплатно делал?
— Иногда своего молока у меня не хватало, он мне возил, ну и корма для моих коров помогал заготавливать бесплатно. То есть без денег.
— Так, ну а этот, семнадцатилетний, что он для тебя делал? — продолжал Волков.
Вдова стала совсем пунцовой, стояла, теребила передник:
— Рудольф мне ничего не делал.
— Ясно, этот значит, был для души, а остальные для дела, — сказал кавалер. — Писарь, ты записал имена ее хахалей?
Монах-писарь положил перед ним лист бумаги. Не заглядывая в него, Волков передал лист Брюнхвальду:
— Карл, берите всех вместе с их бабами.
Ротмистр забрал письмо, пошел к выходу, а вдова вдруг зарыдала.
— Чего, чего ты воешь, дура? — ласково говорил ей кавалер.
— А что вы с ними делать будете? — сквозь слезы спрашивала она.
— Да ничего, выясню, кто навет на тебя написал.