— Зови меня святой отец, а не господин, — терпеливо говорил отец Иона, — а одеваться я тебе еще не разрешаю. Палач, сын мой, поставь эту женщину на колени, на лавку, и наклони ее, чтобы свет падал ей на спину в избытке.
Сыч поставил женщину на колени на лавку, как просил глава трибунала, а тот продолжил:
— Добрый рыцарь и ты, брат монах, проверьте как следует, есть ли у нее на крестце и промеж ягодиц, над задним проходом, шрам, как от усечения или как от прижигания?
Волков и монах опять осматривали вдову на совесть.
Кавалер глянул на монаха, тот только головой помотал, и Волков сказал:
— Нет, шрамов мы не видим.
— Палач, сын мой, а знаешь ли ты, как проверять родинку, что на боку у нее? — спросил отец Иона у Сыча.
Волков был удивлен, но тот и это знал.
— Да, святой отец, — отвечал Сыч. Тут же достал из шва на рукаве рубахи большую иглу, показал ее монахам. — Могу проверить.
— Так делай, добрый человек, — благословил монах.
Палач подошел к женщине, деловито поднял ее руку и сказал:
— Держи, не опускай.
Вдова тонко завыла, а потом и громко ойкнула, когда игла вошла ей в родинку на полфаланги пальца. Затем Сыч вытащил иглу и стал давить родинку, и когда появилась капля крови, взял ее на палец и показал трибуналу:
— То не отметина нечистого, тут кровь есть.
— Что ж, — отец Иона сложил руки молитвенно, а писари стали убирать свои бумаги и перья, — на сегодня все. Одевайся, дочь моя. Господин рыцарь, пусть люди ваши проводят ее в крепкий дом, до завтра.
— Держат пусть милостиво, без железа, — добавил отец Николас. — Угрозы мы в ней пока не видим.
— Куда, куда меня? — не понимала женщина, торопливо одеваясь.
— В тюрьму, — коротко отвечал ей палач, помогая одеться. — Не бойся, велели тебя в кандалы не ковать.
— Так за что же? Разве не убедились, что я не ведьма?
— Святые отцы завтра продолжат инквизицию, — сказал Волков. — Сыч, проследи, чтобы у вдовы были хорошая солома и хлеб.
— Я соломы дам ей из телеги и рогожу тоже, чтоб не замерзла за ночь, — обещал Фриц Ламме по прозвищу Сыч.
— Что ж, братия, — выволакивал свое грузное тело из-за стола отец Иона, — раз хорошо сегодня поработали, будем и есть хорошо.
Брат Иоганн и брат Николас согласно кивали, а монахи-писари и вовсе похватали вещи свои и чуть не бегом кинулись прочь из склада, побежали к телеге удобные места занимать, а то последнему пришлось бы ногами до трактира идти.
⠀⠀
Кавалер был удивлен: день только к середине шел, а члены комиссии уже закончили дела, но ни поучать попов, ни спрашивать о том не стал. Он охрана трибунала, а как вести инквизицию, попы и сами знали. Сел на коня и поехал в трактир с Максимилианом и Ёганом, а Брюнхвальд с Сычом повезли вдову в тюрьму.
В трактире монахи позвали его к себе за стол, он согласился, и трактирщик сам стал носить им еду. Горох с толченым салом и чесноком, кислую капусту, жаренную на сале, с кусками колбас и вымени, и рубец со свежим луком, бобы, тушенные с говядиной, и много пива черного, и хлеба. Кавалер смотрел и удивлялся тому, сколько могут эти монахи сожрать, — уж больше, чем солдаты, еще и еда такая вкусная. А уж съеденного отцом Ионой троим солдатам хватило бы. Он с хрустом корки ломал свежайший хлеб, этим куском загребал из большой миски с бобами жижу и отправлял себе в рот, ложкой закидывал бобы и тут же, выпив пива, брал пальцами кусок рубца, мазал его горчицей с медом и забрасывал вслед пиву. Если монахи о чем-то говорили, то отец Иона на слова времени не тратил, он молча придвигал себе блюдо с капустой и начинал есть ее прямо из общего блюда. И никто ему не возражал.
Кавалеру долго любоваться на все это не хотелось, поэтому, как следует поев, он откланялся. Но к себе не пошел, велел трактирщику греть ванну, хотя нога в этот день его почти не донимала.
⠀⠀
⠀⠀
⠀⠀
Глава 4
⠀⠀