— А еще в конце улицы у нас сахар стали продавать в лавке, сегодня открылась, — продолжала Агнес, садясь за стол. — Там печенье и фрукты в сахаре.
А Брунхильда была более серьезна:
— Богатые дома пред воротами ели ставят.
— Зачем это еще? — спросил Волков.
— Не знаю, — пожала плечами красавица.
— Древний обычай, идет со времен пращуров наших, — принялся объяснять всем брат Ипполит. — Символизирует вечную жизнь, а для верующих — попирание смерти и Воскресение Господа нашего.
— Нам тоже нужно поставить елку у ворот, — взглянула на Волкова Брунхильда.
— Ну, нужно так нужно. — Кавалер глянул на слугу: — Ёган, найди елку и поставь перед воротами.
Ёган скривился, неохота ему было из теплого дома куда-то переться. Искать елку, ставить ее. Он зыркнул зло на Брунхильду. В другой раз и отпустил бы колкость в ее адрес, да теперь уже был учен, вздохнул и стал собираться. С ним вызвался пойти брат Ипполит. Сам напросился. Заодно хотел зайти в магазин, где торговали книгами, теперь он мог себе это позволить, деньга у него завелась, свою долю он получил после дележа трофеев.
А Волков остался сидеть во главе стола, в тепле. Глядел, как кухарка готовит еду, как помогают ей дочери, как отец Семион и Сыч тоже что-то пытаются сделать для дома. Он любовался красавицей Хильдой, вполуха слушал Агнес и был сейчас спокоен. Ему не нужно было мерзнуть на ветру, искать себе пропитание, жечь костер, носить броню. Все это осталось в прошлом. Теперь он мог просто жить, и город Ланн подходил для этого.
⠀⠀
⠀⠀
Игнасио Роха по прозвищу Скарафаджо был счастлив. Уже выпив с утра, он тряс бородой и говорил не умолкая. Он развернул тряпку и положил на стол перед кавалером круглую железную палку в три локтя длиной без малого.
— Она ровная, Яро, такая ровная, что ровнее быть не может. Этот жулик кузнец Руммель взял с меня четыре… — он показал Волкову четыре пальца, — четыре талера. Но он сделал все как надо, ствол ровный, и дыра в нем точно по центру, понимаешь? Через пару дней у нас будет новый мушкет.
Кавалер взял в руки ствол, повертел, посмотрел, тот и вправду был хорошо сделан:
— А что ж запальной дыры он не просверлил?
— Это ерунда, Яков проковыряет, — заверил Роха. — Главное, что ствол ровный, через два дня мушкет будет готов, и мы попробуем его за городом.
— А порох есть?
— Найдем, — отмахнулся Скарафаджо. — И попробуем. Ты понимаешь, Яро, какое это будет большое дело? Ведь никто такое не делает у нас.
Волков понимал, он согласно кивнул. Он видел собственными глазами, как бьет мушкет.
— Людям теперь будет наплевать, кто перед ними: рыцарь или жандарм. Пах! И все.
Волков опять кивал.
— А у тебя выпить есть? Есть! Отлично, — не останавливал болтовню Роха. — Да и дом у тебя хороший. Уж не моя конура. Ну а что ж, ты ведь кавалер.
Марта налила ему вина, а он продолжал болтать, немного раздражая Волкова своей глупой болтовней, но кавалер его не гнал, ведь как ни крути, Роха был единственным человеком, кого он знал много лет. И единственным человеком, который видел, кем Ярослав Волков был раньше и кем он стал теперь.
В ворота стучали, Сыч сходил открыл, и на пороге дома появился Брюнхвальд, и не один. С ним был рослый юноша, даже скорее мальчик, прекрасно сложенный, хорошо одетый, чистый и серьезный.
— Дозвольте, кавалер, вам представить моего младшего… да и, можно сказать, единственного сына Максимилиана, — произнес Карл Брюнхвальд, подводя мальчика к столу, за которым сидели Волков и Роха.
Мальчик низко и долго кланялся, Волков не поленился встать и протянуть ему руку. Максимилиан пожал ее с благоговением.
— Рад, что вы посетили мой дом, — сказал кавалер, — присаживайтесь, господа. Марта, стаканы и вино.
— Не спешите, мой друг, — попросил Брюнхвальд-старший, — у Максимилиана будет к вам просьба, которую я поддержу.
— Да? И что за просьба? — удивился Волков. Ему было любопытно.