— Стремена. Тридцать одно стремя. Семь крейцеров каждое.
— Пиши, — приказывал Дессель.
Писарь, что шел за ними, все записывал.
— Седла, — сказал Волков, он решил попробовать завысить цену и поглядеть, что скажет старший писарь штатгальтера. — В двух телегах семьдесят одно седло, ни одному ремонт не нужен. Прошу за каждое талер.
Он попросил вдвое больше, чем стоили седла, и ожидал, что вот теперь-то Дессель остановится, или возмутится, или еще что-нибудь, но тот спокойно сказал свое: «Записывай» — и пошел дальше, говоря:
— А тут у вас что? А, доспехи. Чего и сколько?
Кавалер был удивлен, первый раз в жизни он так торговал, но виду не показывал, он говорил:
— Шлемы сорок шесть штук, наплечники девять, один непарный, рукавицы кольчужные восемь пар, наручи четырнадцать пар, перчатки «пластина» четыре пары. За все прошу двести два талера.
Ну вот тут-то Дессель должен был хоть что-то спросить, но Дессель только рукой махнул, и писарь заскрипел пером.
Дальше все шло так же. Кирасы и поножи, пики и алебарды, арбалеты и болты, и подводы, и лошади, и все остальное, включая провиант и фураж, не считались и не оценивались. Все записывалось со слов Волкова, и цена ставилась та, которую он просил. Когда все было записано, а случилось это быстро, Дессель сказал:
— Это все?
— Да, — отвечал кавалер.
— А я слышал, у вас были пушки?
— Они не продаются. — Волков немного волновался, ну не выходил у него из головы разговор с Наумом Коэном. Он оставил себе и пушки, и двенадцать аркебуз, и то, и другое Сыч уже вез к ним домой.
— Ну что ж, все так все, — проговорил Дессель чуть разочарованно. Он помолчал и добавил: — Нам надо обсудить всякие мелочи, господин рыцарь, знаю хороший кабак тут рядом, кабатчик сам варит пиво, и у него оно получается.
— Так пройдемте, узнаю, наконец, что такое доброе пиво Ланна, — вот теперь Волков понял, почему Дессель соглашался на любую цену, что просил кавалер.
Они пришли в не самый чистый кабак, что видел кавалер. Сели говорить, но разговаривать им долго не пришлось.
— Наверное, вас удивил мой способ торговли, — говорил имперский писарь, подтягивая к себе огромную глиняную кружку с пивом.
Волков тоже взял кружку, отпил и вправду хорошего пива, хотя кружка была и не очень чистой, и спросил, недолго думая:
— Сколько, господин писарь?
— Сто серебряных монет, сто талеров нашего славного курфюрста, — отвечал Дессель улыбаясь.
— О! Вы немилосердны! Может, вас устроят пятьдесят монет нашего славного курфюрста?
— Я с вами, кажется, не торговался, — напомнил старший писарь, неприятно улыбаясь.
— Да, вы не торговались, — согласился Волков, — семьдесят монет.
— Накиньте еще десять, и по рукам, — решил Дессель.
— Восемьдесят? — кавалер помолчал, прикидывая прибыль, что получит он от такой славной торговли, и кивнул. — Хорошо!
— Ну, значит, все решено, и давайте выпьем, господин рыцарь.
— Давайте, господин писарь.
Они выпили, и кавалер понял, почему все платье господина старшего писаря в пятнах. А Дессель тут же стряхнул капли пива с груди и пуза, вытер рот и подбородок, причмокнул противно и заговорил:
— Вы получите вексель на две тысячи сто семьдесят семь талеров.