— Затем. — Волков вырвал мешок из рук девицы. И добавил так же зло: — Пошла, мыться и стираться. Быстро.
Агнес и хотела было спорить, да попробуй с таким поспорь. Зло фыркнула, что-то пробубнила и, не прощаясь, выскочила из палатки.
А Волков сел на перину и не без опаски поглядывал на синий мешок. А потом позвал Ёгана и велел сходить за монахом, он думал, что брат Ипполит скажет ему что-нибудь. Брат Ипполит был человеком сведущим.
Юный монах оказался занят, посиневший от холодного ветра, он стоял и читал солдатам Святое Писание, тут же переводя его с языка пращуров на имперский. Солдаты Пруффа и Брюнхвальда сидели на мешках, кутались в плащи и одеяла и внимательно слушали монаха. После сожжения колдуна они стали больше говорить с монахом, у них появился интерес ко всему, что касалось души. Брат Ипполит искренне этому радовался и, где мог, читал им Писание.
Кавалер стоял, ждал, ежился от зимнего ветра, что прилетал от реки, и жалел, что не взял плаща. Да и подшлемник оказался бы сейчас кстати. Наконец монах увидел его и, закончив чтение, поспешил к рыцарю, шлепая по ледяной грязи своими скорбными сандалиями.
— Куда деревянные башмаки дел? В сандалиях не холодно? — спросил кавалер, глядя на пальцы босых ног, торчащих из сандалий.
— Холодно, но терзания тела укрепляют дух, господин.
— Ты не заболей смотри.
— Не заболею, господин.
Волков не знал, как начать тот разговор, из-за которого пришел к монаху. Они вошли в шатер, кавалер спросил:
— Хворых в лагере нет?
— Нет, есть простуженные, но все на ногах, жара нет ни у кого.
— Думаешь, не вынесли мы чуму из города?
— Молю Бога каждый день, думаю, что не вынесли.
Они сели возле печки, кавалер приказал Ёгану согреть вина. И начать разговор не решался, пока сам Ипполит не задал вопрос:
— Господин, случилось что?
— Нет, просто давно мы с тобой не разговаривали.
— Может, вы об аутодафе, о колдуне поговорить желаете? Думаете, если в Ланне нас на трибунал вызовут, что будем говорить?
— Говорить будем только правду, — твердо произнес рыцарь. — Нам нечего бояться, ты ведь хранишь записи нашего суда?
— Храню, господин, не извольте волноваться.
— Хорошо, но я о другом хотел спросить.
— Да, господин.
— Ты когда-нибудь слыхал о хвостах у баб или девок?
— О каких хвостах, господин? — не понял монах. — Из меха, я в мехах не больно смыслю, в детстве в горах мы носили меха, да то все из козлов да баранов, а что за меха из хвостов женщин прельщают, я и не знаю.
— Да какие меха, — поморщился кавалер, — я тебе про хвосты, вот если у бабы есть хвост, ну, к примеру, раньше не было, а тут вдруг появился. Или… Ну не знаю, есть ли хвосты у баб? Бывают? Ты слыхал про такое?
— Так у ведьм хвосты бывают, — произнес брат Ипполит. — Про то в книге моей писано.
— Врешь! — не поверил Волков. — Я в Рютте ведьму пытал, не было у нее хвоста.
— Так не у всех они бывают, только у самых лютых. У меня в книге сказано: коли есть подозрение, что баба ведьма, смотри, рыжая ли она, — как по-писаному говорил монах, — а потом так: ставь ее на колени и склоняй к земле, подними подол и гляди крестец. Гляди, есть ли хвост. Или шрам, или ожог. Ведьма завсегда хвост свой прячет: либо во чрево свое женское, чем тешит беса своего, либо в анус, а самые ушлые режут его и огнем прижигают. На том и след остается. Так что у той ведьмы в Рютте, может, и был хвост, да выжгла она его, вы ж ее крестец не глядели?
— Не глядели, — задумчиво подтвердил кавалер.
— Но даже если и нет хвоста, не верь бабе, — продолжал монах, — естество бабы лживо. И без хвоста ведьмы есть. А где вы увидали хвостатых баб, господин?