Но ни в кавалере, ни тем более в Сыче ни понимания, ни сострадания он не находил.
— Чего этот безбожник загрустил? — спросил Волков.
— Грустит, экселенц. Как увидал, скольких мы его безбожных дружков отправили в преисподнюю, так закис сразу, сопля до полу. Неровен час в петлю залезет, — беззаботно отвечал Сыч, тыча еретика кулаком в бок. — А ну не куксись, не куксись, паскуда безбожная. Господин с тобой говорить желают.
— Ты знаешь, где у вас тут синагога? — спросил Волков, оглядывая коня, которого он себе приметил под седло.
— Ну, так тут недалеко, на север ехать по Портовой дороге, а потом как мимо пакгаузов пройдете, так на запад взять, и будет синагога, — вяло отозвался еретик.
— А где-то рядом с ней есть дом, на воротах которого вырезаны розы. Знаешь такой?
— Так рядом с синагогой он стоит, там менялы жили до чумы.
— Отведи его к Рохе, — кивнул на еретика Волков, — пусть тот приглядит, потом отпустим, как все вывезем отсюда. Сам возьми пару людей у Пруффа и седла найди. Нужно съездить будет кое-куда, — распорядился кавалер.
— Все сделаю, экселенц, — пообещал Фриц Ламме.
Они — Волков, Сыч и два недовольных солдата, которых оторвали от любимого солдатского дела, сбора добычи, — поехали на север по Портовой дороге.
Солдатам хотелось остаться и грузить трофеи, там, в лагере еретиков, можно было найти что-нибудь, что не нужно сдавать в общий котел: одежду, обувь, украшения, посуду в домах, если она не серебряная. А тут тащись с этим неугомонным неизвестно куда, и ведь не боится по городу ездить. «Заговоренный он, что ли?» — перешептывались солдаты, но делать нечего — ехали за кавалером и его хитрым холопом.
— Серебро куда дели? — тихо спрашивал кавалер у Сыча так, чтобы солдаты не слыхали.
— Не волнуйтесь, экселенц, надежно упрятали. В бочонок с картечью на дно кинули, и то, и другое тяжелое, никто не заметит разницы, а Ёган при серебре до конца будет. Приглядит, — так же тихо отзывался Сыч.
Волков молча кивнул. Они ехали по пустынной улице, широкой и богатой, вскоре справа появились склады, большие и маленькие, запахло рекой. Это было необычно для города, где в прозрачном воздухе осени роились над полуразложившимися трупами мухи. Где у части домов были настежь открыты двери, где шныряли большие черные крысы. Где бегали псы, одичалые и боящиеся людей.
Не доехав до северных ворот, отряд по наитию повернул налево и вскоре оказался на площади. Волков сразу увидел огромные крепкие ворота с резным узором. Частью резьбы были розы, а чуть левее стояло приземистое здание в один этаж, без забора и коновязи, но с крепкими ставнями и мощной дверью.
Пока Волков все внимательно рассматривал вокруг, Сыч и солдаты терпеливо ждали. Наконец кавалер указал на приземистое здание и спросил:
— Похоже на синагогу?
— Похоже, а еще на овин похоже, — сказал Сыч, — да-а, нашим храмам не чета.
— Ты знаешь, что такое архив?
— Чего же мне не знать, когда я при судьях столько лет прослужил, — важно заметил Фриц Ламме. — Это склад бумаг.
— В доме за этими воротами есть архив, честные люди просили его спалить. Три талера на то жертвовали.
— Три талера на всех? — уточнил Сыч.
— Три талера тебе.
— Ну, раз так, то почему же не помочь честным людям? — Сыч подогнал лошадь к забору, встал на седло и уже через пару мгновений ковырялся с засовами на воротах, а потом сообщил: — Экселенц, ворота на замке, я с ним не совладаю, ждите там, я тут сам управлюсь.
Волков и два солдата остались ждать его на пустынной улице.
Что делал Фриц Ламме в доме, кавалер не знал, время тянулось, но ничего не происходило. И вдруг послышался сильный удар, треск, и кто-то закричал тонко и со страхом в голосе:
— Грабят, люди, помогите, грабят…
Голос оборвался, все стихло. Кавалер уже начинал волноваться, когда над забором появилась голова Сыча, сначала голова, а потом из-за забора вылетел немалый куль. А после и сам Сыч спрыгнул с забора. Он не без труда поднял с земли добычу, стал грузить ее на лошадь, да ругался при этом на солдат:
— Ну чего, олухи, бельма-то пялите? Помогли бы лучше.
Один из солдат спешился, стал ему помогать и выспрашивал при этом: