— Да вон, у дыры сидит, — грустно произнес тот, — позвать?
— Зови.
Еретик подошел, и вид его внушил кавалеру беспокойство. Уж больно мрачен и уныл был каменотес. Казалось бы, задание выполнил и мог просить свободу и еду, но он молчал, смотрел в темноту. Волков, видя все это, спросил неприветливо:
— Чего?
— Не получилось, — ответил еретик. — Посчитал я неправильно.
— Чего неправильно? — уточнил Сыч. — Говори толком.
— Мы в арсенале вылезли. Видите? — мастер обвел рукой комнату.
— Видим, — подтвердил кавалер, — и что?
— Отсюда вы в Ризенкирхе не попадете, только через ворота, а они закрыты. Бургомистр еще зимой, как только мор начался, велел их заложить, чтобы из Нижнего города в Верхний пройти было нельзя. И людей нанял, чтобы Верхний город и казначейство охраняли.
— Мы, значит, не в цитадели? А церковь где? — переспросил кавалер, которого начали покидать последние капли надежды.
— До церкви шагов триста на восток отсюда, — невесело ответил каменотес. — За стеной она. Я думал, что выйдем в Верхнем городе, а ход шел только под Нижним. Верхний город восточнее будет.
Снова, снова все шло не так, снова цель ускользала. Вот только что была тут — рукой достать, вот опять ее уже нет, не схватить. Это бесило Волкова, и уставал он от этого, словно воду рубил клинком. Все в пустоту. Дышать уже нечем, сил нет, время ушло, а цель все там же, несмотря на все усилия.
— Зарезать тебя прямо тут, крыса безбожная, — наливаясь злобой, проговорил Волков, — или на свет вывести и там повесить?
Камнетес молчал, а на рыцаря не глянул даже.
— Чего молчишь, — Сыч без размаха дал ему в морду, — отвечай, когда с тобой господин говорит.
Сыч ударил сильно, правой рукой. Да так умело, что даже лампа в его левой руке не качнулась, а каменотес мешком рухнул на каменные плиты.
— Ну, — продолжил Сыч, наклоняясь к еретику. — Говори, дурак. Как в церковь попасть?
— Ошибся я, — отвечал тот, потирая челюсть, — ошибся. Не казните. Я ж все сделал, что обещал.
— Ты обещал нас к церкви вывести! — Сыч снова пнул мастера.
— Говорю же — ошибся. — Еретик даже не пытался закрыться от удара, сидел на полу да с жизнью прощался.
— Что тут за солдаты? Кто за дверью? — спросил его кавалер. — Чьи люди?
— Не знаю, господин, — отвечал каменотес, — для меня все солдаты одинаковы, что ваши, что наши.
Волков и Сыч почти одновременно подняли головы, взглянули на узкое застекленное окно, что светилось дневным светом на высоте в два человеческих роста.
— Глянуть надо, что за люди, сможешь? — спросил Волков у Сыча.
— Глянуть-то смогу, да вот толку от моего гляда мало, я ж не больше вот этого, — он кивнул на еретика, — в воинских людях разбираюсь, лучше бы вам самому.
Тут Сыч был прав. Они позвали еще пару людей из лаза, и те, тихонько придвинув пару ящиков и пустую бочку к окну, помогли кавалеру влезть. Держали снизу за ноги, чтоб не упал. Теперь он увидел, кто был за дверью арсенала, кто хозяйничал в Нижнем городе, в нижней части цитадели.
И гадать тут не пришлось. Кавалер сразу узнал красные знамена с золотой перчаткой над входом в одно из зданий. И тут же еще человека в красном сюрко с золотой перчаткой на груди. Кажется, это был один из тех, кто устраивал ему засаду. Еще он увидел пять коней под седлами у коновязи и одиннадцать возов с мешками. И кашеваров у костра за работой, и солдат в доспехе и без.
Волков насчитал двенадцать человек. Но это только те, кого он увидал. А сколько находилось в домах, что стояли вокруг площади? Да, это были враги, еретики, и в голове у кавалера начала вырисовываться одна смелая мысль. Он подумал о том, что если арсеналом владеют еретики, то никто не упрекнет рыцаря в том, что он отнимет у них кое-что для себя. Это будет уже добыча, а вовсе не грабеж мирного города. Ведь не город он грабит, а еретиков. Дело другое. Он даже заулыбался, казалось, только что все рухнуло, надежд нет, и он готов был убить поганого еретика, и вдруг все поменялось. Теперь он загорелся снова. Черт с ними, с мощами, черт с ним, с епископом, как-нибудь отговорится от жирного попа, если… Если удастся из города привезти денег. Да, деньги решили бы проблему.
Волков стоял на ящиках, смотрел на улицу, на вальяжно лежащих в телегах вражеских солдат, на красные штандарты, на поваров, готовящих еду, сосредоточенно думал и улыбался. Он уже знал, как будет договариваться с попом, если не привезет ему мощи. Кавалер наконец оторвался от окна и стал аккуратно, чтобы не греметь доспехом, спускаться.
Сначала он думал просто ограбить арсенал, вынести через дыру все, что можно, а унести тут было что. Но тут его позвал один из солдат, что с лампой копался в темном углу: