— Не откажусь. — Он хлопнул ее по заду, привлек к себе, поцеловал за ухо, в шею. — Соскучился.
Было глубоко за полночь, когда фон Пиллен, выйдя с Волковым на воздух, спросил:
— Неужели вы собирались взять своих дам в город? Туда? — он кивнул в темноту.
— Нет, конечно, я велел им дома сидеть, меня ждать, а они возницу наняли и приехали за мной, вот теперь думаю, как с ними быть.
— Пусть остаются у меня, — предложил юный рыцарь, — в моем шатре. Я найду себе место.
«Значит, ты уже не против того, что я пойду в город», — про себя отметил Волков. И сказал:
— Нет, они будут причинять вам неудобства.
— Никаких неудобств, я уже не первый год как при дворе, два лета воевал и зиму провел в осаде. Мне не впервой.
— Вам и мне жить в палатке не впервой, а они ж женщины. Сами понимаете.
— Велю построить им уборную.
— Им мыться нужно, и прислуга требуется.
— Велю построить купальню и ванную привезти. И служанку найму, — обещал на все согласный Третий Форшнейдер принца Карла, курфюрста Ребенрее. — И печку велю поставить в моем шатре.
«Ишь как тебя Хильда-то присушила, еще немного — и дом ей построишь», — опять отметил про себя кавалер. И спросил:
— Так, значит, вы меня пропустите в город?
— Нет, — твердо повторил молодой рыцарь, — ослушаться приказа сеньора я не могу, — он чуть помолчал и прибавил многозначительно и уже тише, — но случиться может всякое.
Спрашивать, что может случиться, Волков не стал, решил подождать. Агнес и Брунхильда расположились на кровати Георга фон Пиллена, в его шатре, а кавалер, не снимая сапог, завалился в телегу, но заснуть он не успел. Пришел караульный и доложил:
— К вам солдат из местных.
— Зови.
В темноте пришедшего Волков едва различал, но слышал хорошо:
— Господин, на заре, как только закраснеет, будьте готовы, стойте в тумане, ближе к леску, что у самой реки, я сержант Рибе, я караул с южной заставы снимать поутру приду, как сниму, так вы увидите. К реке идите заранее и по реке, по туману. Так и пройдете в город.
— Спасибо, брат-солдат, — поблагодарил Волков, затем не пожалел, достал из кошеля тяжелую имперскую марку, вложил в крепкую солдатскую руку.
— Брат-солдат? — переспросил сержант Рибе. — Вы ж вроде как из благородных?
— Стал, а был солдатом, как и ты.
— Бывает же такое!
— Бывает, как видишь.
— Что ж, за деньгу спасибо, да только теперь я ее у вас не возьму, негоже у брата-солдата брать. Да и неправильно деньгу брать с тех, кто на смерть идет.
— Бери-бери, коли сгину, она мне не пригодится. Мародеры с тела поднимут, лучше тебе отдам. Ты, главное, меня в город проведи.
— Что ж, раз так, проведу, хотя зря вы туда идете, за полгода не вышел оттуда никто. Вы по туману сейчас к реке ступайте и стойте у леска. Вас там никто не приметит, даже когда закраснеет на востоке. А как солнышко покажется, я по первой росе караул в лагерь поведу, вот тут вы уже не ждите, идите, да хранит вас Бог там.
Сержант ушел.
— Роха, Пруфф, собирайте людей, запрягайте лошадей. Ёган, коня седлай, идем сейчас.