— Хорошо, мы все сделаем, — сказал муж, убеленный сединами, и с трудом вылез из кресла, — простите мое любопытство, неужели вы и вправду собираетесь идти в чумной город?
— Да, — коротко отвечал кавалер.
— Я Фабио Кальяри, партнер этого дома, восхищаюсь вашей храбростью, и у меня к вам дело, — он взял Волкова под локоть и повел по саду. — Расскажите мне о себе, уважьте просьбу старика.
— Что вы хотите знать?
— Хотел бы знать все, но это займет много времени, расскажите, что вы хотели сделать, покупая землю в городе. Дом там вряд ли будет удобен.
— Вы знаете про землю?
— Это мое ремесло, невежды думают, что банковское дело — это деньги, а на самом деле банковское дело — это знания и выстраивание связей. И знания — самое главное. Все сделки с землей в нашем герцогстве, и тем более в городе, привлекают наше внимание.
— Значит, вы и обо мне разузнали?
— Разузнали, разумеется, но мне хотелось бы послушать и ваш рассказ.
— Мне скрывать нечего, и ничего нового вы от меня обо мне не услышите, кроме того, что слышали. Я на войне с четырнадцати лет, то есть почти двадцать лет в солдатах. Долго воевал на юге, ну и с еретиками тоже, потом пошел на службу в гвардию герцога да Приньи, там сражался на севере только с еретиками. Избран корпоралом роты, был правофланговым, на последнем годе службы герцог оказал мне милость, зачислив в охрану его штандарта и сделав глашатаем приказов сеньора. По ранению покинул гвардию, служил одному барону в земле Ребенрее. Был замечен епископом Вильбурга, он послал меня сюда, архиепископ произвел меня в рыцари Божьи. Все. Если у вас есть ко мне дело — говорите.
— Думаете, что у меня к вам дело? — улыбался Фабио Кальяри.
— И оно, как я понимаю, конфиденциальное, — произнес кавалер.
— Да, у меня есть к вам дело. И как и все дела, которые затрагивают дома, подобные нам, оно конфиденциально, — произнес Кальяри. — Я должен был узнать о вас больше. Я хочу убедиться, что то, о чем я вас буду просить, останется между нами.
— Я должен написать расписку? — усмехнулся Волков. — У вас, богатых господ, расписки заменяют слова.
— У нас — да, так и есть, но у вас, у рыцарей, ведь все по-другому, и поэтому мне будет достаточно вашего слова.
— Разговор идет о преступлении? — спросил рыцарь.
— Разговор идет о преступлении, — подтвердил банкир, кивая головой и улыбаясь.
— Я рыцарь Божий, не к лицу мне порочить себя разбоем или кровью.
— Никакой крови, никакого разбоя, я бы вам такого и не предложил. Мне нужно, чтобы вы сожгли один дом в Фёренбурге. Всего один дом.
— Дом?
— Да, большой и красивый дом.
— Может, его лучше обыскать?
— Нет, ничего вы там не найдете ценного, хозяева вывезли все, когда пришел мор. Кроме архивов. Архивы большие, вывезти их не удалось. Архивы должны сгореть, знаете, что это?
— Бумаги.
— Бумаги. Бумаги, которых не должно быть. Пусть они сгорят. — Рыцарь молчал, ждал, пока банкир скажет главное. И тот сказал: — Двадцать гульденов еретиков, или двадцать шесть эгемских крон, или двадцать два цехина. Любое золото, какое пожелаете.
— Надеюсь, это не церковь. Такой же банк, как и ваш?
— Хуже, это дом Хаима. Хаимы безбожники. Жгите спокойно. Он в самом северном конце города, недалеко от северных ворот, рядом с их вместилищем безбожия, с синагогой. Синагога справа от дома, похожа не на храм, а на склад. На воротах дома розы. Розы прекрасной работы, вы их узнаете сразу. Это герб Хаимов. Вы не ошибетесь.
Кальяри замолчал, ожидая решения рыцаря.
— Сжечь банк ростовщиков-безбожников — дело богоугодное, — немного подумав, сказал рыцарь. — Я возьмусь за такое дело, — он помолчал и продолжил: — А не найдется ли у вас старой имперской марки? Если есть, то дайте мне ее как аванс. Такая марка пару раз спасала меня.
— Да пребудет с вами Господь! — обрадовался банкир. — А марку получите у моего писаря, и не как аванс, а как подарок. Пусть она принесет вам удачу.