— Вы знаете, кто это? — спросил солдат, указывая на труп Соллона хлыстом.
Молодой управляющий Крутец прекрасно это знал, это же было очевидно, но он не стал задавать вопросов, а ответил:
— Да, господин коннетабль, это бывший управляющий.
— А знаете, за что его повесили?
— Знаю, господин коннетабль. Он воровал у сеньора.
Волков протянул молодому человеку контракт:
— Барон подписал ваш контракт. Держите и помните, за что повесили Соллона.
— Господин коннетабль, — юноша схватил бумагу, он был растроган, — я никогда, никогда не нанесу барону такого оскорбления. Я всегда буду с ним честен.
— Запомните эти слова, — сказал солдат.
⠀⠀
Ночью солдат долго не мог заснуть. Ворочался. И дело было не в храпе Ёгана и не больной ноге. Он мечтал, мечтал о гербе. Нет, он не мечтал, он его представлял, думал, как будет он смотреться на щите. И как щит будет смотреться привязанный к луке седла. И как будет смотреться Ёган, верхом, следом за ним, и с оружием, и в его цветах. Он знал, что как только герб будет на его щите и верный человек будет при нем, никто больше не посмеет ему тыкать.
Сон его сморил глубоко за полночь. А вот выспаться ему не удалось. Свет только стал сочиться в окна, как в дверь начали тарабанить:
— Господин, господин, — неслось из-за двери.
— Ёган.
— Встал уже, — сказал Ёган, идя к двери и отпирая ее.
На пороге стоял стражник, если не испуганный, то уж точно обескураженный.
— Ну что там у вас опять стряслось? — спросил Волков, садясь на кровати.
— Господин, — произнес стражник, с трудом переводя дыхание после бега, — висельник пропал.
— Что? — не понял солдат?
— Стефана колченогого с виселицы украли.
— А Соллон висит?
— Висит, а ведьминого сына нету.
Волков сидел молча думал, остальные ждали его решения, не произнося ни слова. Сейчас больше всего на свете ему хотелось откинуться в подушки и лежать под теплой периной, придумывая себе герб, но он был коннетаблем, человеком, который отвечал за все вверенном ему феоде. И он произнес:
— Ёган — лошадей, монах — поможешь одеться, а ты, — он кивнул стражнику, — беги за сержантом.
— Так сержант еще с ночи на пожарище, — отвечал стражник.
— На каком еще пожарище? — спросил Ёган.
— Так ночью трактир сгорел.
— Как сгорел, а почему нас не разбудили? — продолжал допрос Ёган.
— Сержант не велел, говорил, что коннетабль еще хвор после ранения.
— Трактир весь сгорел? — с надеждой в голосе произнес монах.