Его улыбка уже начинала раздражать солдата.
— Может потому, что я здесь коннетабль, и мне хотелось бы знать, чем я могу помочь столь изысканным господам в нашем захолустье.
— Вы слышали, господа, — произнес фон Фальц, — это уже его захолустье.
— Ваша помощь нам не нужна, и мы будем ездить, где хотим, — в первый раз заговорил самый молодой из рыцарей, — и скажите своему холопу, что бы разрядил арбалет.
Юноша был заносчив.
— Ёган, это господин фон Плзендорф. Если он будет настаивать на том, что бы ты разрядил арбалет… разряди его ему в ногу. — Спокойно и твердо произнес солдат, и добавил чуть погодя, — или в брюхо.
Ёган оскалился так, что его оскал произвел впечатление даже на самого Волкова.
— Это будет опрометчиво с вашей стороны, — произнес фон Фальц, — вам отрубят голову, коннетабль, а ваших людей повесят. Всех.
— Ах, вот для чего, эти славные господа приехали в Рютте, — язвительно заметил солдат. — Они приехали сюда хвастаться могуществом своего сеньора. Ну что ж, господа, мы вас слушаем, расскажите, как всесилен ваш господин. Уверен, он действительно всесилен, ведь местным баронам такие как вы рыцари не по карману.
— Дерзите, коннетабль? — сурово спросил Кранкль.
— Да разве ж я посмею?
— И чего вы добиваетесь? — почти крикнул самый молодой. — Затеять потасовку хотите?
— Ни в коем случае, я хочу, что бы вы уехали отсюда, никого не убив.
— А кто вам сказал, что мы приехали, кого-то убить? — спросил фон Фальц и теперь он не улыбался. Совсем не улыбался.
— Зачем еще, столь изысканные господа могут, кого-то искать. Зачем им какой-то коннетабль из захолустья? Если такие как вы кого-то ищут, значит, они решили его убить. Вы ведь ничем другим не промышляете.
Все трое молчали, даже говорливый фон Фальц не знал, что сказать. Молчали и стражники перепуганные, и Ёган с арбалетом, и хмурый сержант.
— Уезжайте, господа, пока не пролилась кровь, потому, что эта кровь может оказаться и вашей, — закончил солдат.
— Не смейте указывать, что нам делать, — почти крикнул молодой фон Плезендорф, — на мне требуется вашего разрешения.
Они не собирались уезжать, и тут Волков понял:
— А, вы не можете уехать! Вы взяли задаток! Я вас понимаю, взять деньги и даже не попытаться сделать то, что кому-то обещали… Это претит вашей рыцарской чести… Многохоть взяли? Вряд ли… — Волков говорил со всем сарказмом, на какой был способен. — За меня много не дадут.
— Вы хотите нас оскорбить? — спросил фон Фальц, снова улыбаясь.
— О, разговор пошел про оскорбления, — улыбнулся ему в ответ солдат, — просто зарезать меня не получилось, кому-то придется вызывать меня на дуэль. Ну конечно, деньги-то получены. Придется отрабатывать.
— Вы забываетесь, коннетабль, — сухо сказал Кранкль.
И Волков уже знал, кто будет вызывать его на поединок. Видит Бог, наверное, он сейчас отдал бы все, да все, что бы избежать поединка с этим человеком, но эти господа приехали не для того, что бы что-то у него забрать. Они приехали его убить. Конечно, можно было уехать в замок, к барону, развернуть коня и поскакать. При бароне они не отважились бы на убийство его коннетабля. Но солдат знал, что никогда он так не поступит, он просто не может так поступить. Он так не умеет. И он произнес:
— Еще раз прошу вас господа, уезжайте, — и, посмотрев Кранклю в глаза добавил: — Кранкль, уезжайте, прошу вас.
— А я еще раз говорю вам, — снова повышал голос фон Плезендоф, — никакой коннетабль не буде указывать нам, что делать…
— Ну, хватит, — прервал его Кранкль, — ваши слова оскорбительны, коннетабль…
— Фолькоф, — снова напомнил солдат.
— Да, Фалькоф.
— И что вы сделаете, Кранкль? Вызовите меня на поединок?