Стражник приволок толстуху-кухарку. Та дрожала от страха, вытирала грязным передником большое красное лицо, что-то шептала, молилась, что ли. Солдат понимал, что это бессмысленно, но все-таки спросил:
— Кто послал мне поднос с едой?
— Кого послал? Чего? — не понимала толстуха.
— Дура, — заорал Волков, так, что даже мужик, коловший чурки для печей, спрятался за сложенные дрова. А двое поварят, которых, на всякий случай, приволок стражник заодно с поварихой, застыли от ужаса.
— Кто мне еду послал в покои? — продолжал солдат.
— Я не посылала, господин, — почти стонала повариха.
Ёган принес поднос, солдат сбросил еду вместе с кувшином на землю и потряс подносом перед носом кухарки.
— Этот поднос стоял у меня на столе в моей комнате. Откуда он? Кто послал мне это еду?
— Я не знаю, господин, — продолжала стонать повариха, — я ничего вам не посылала. Они свидетели, — она указала на поварят. — Я с самого восхода с ними, весь день.
Два поваренка стояли с бледными лицами и выпученными глазами. Стояли, ни живы, ни мертвы. Осознавая бессмысленность дальнейшего разговора, солдат просто бросил поднос и отвернулся.
Телега была уже запряжена. Один стражник прыгнул в нее, щелкнул кнутом и повез мальчишку в монастырь. А коннетабль остался стоять посереди двора, руки в боки, смотрел на донжон, на третий этаж, туда, где были окна молодой госпожи. Он ни секунды не сомневался, что отравление было дело ее рук, но для полной уверенности нужно было подождать, присмотреться, поспрашивать, затаиться.
Солдат пошел в покои барона, нашел старого Ёгана и спросил:
— Ёган, ты не приносил в мои покои еду?
— Когда же, господин? — удивился тот.
— Да когда-нибудь. Может, баронесса тебя просила?
— Нет, господин, не просила. Баронесса меня никогда ни о чем подобном не просила, и я никогда не носил еду вам в покои, — отвечал слуга барона.
Больше расспрашивать было не о чем, и некого, солдат снова спустился во двор. И первым, что увидел, была телега со стражником. Не разобравшись, он заорал:
— Чего вернулся?! Чего забыл?!
— Да ничего не забыл, господин. Просто мальчишка-то преставился. Чего его мертвого к монахам везти? — отвечал стражник.
Солдат глянул на мальчика. Судя по всему, тот уже действительно был мертв. Когда Волоков приходил в ярость, он напрочь забывал о своей хромоте. И сейчас он тоже о ней забыл, кинулся в покои барона почти бегом, и боль почти сразу дала о себе знать. К лестнице он уже шел шагом. Заодно и успокаивался.
Барон как всегда видел во главе своего длинного стола, с ним был его сын. Мальчишка, увидев коннетабля, было, обрадовался, но барон все понял по лицу солдата и сразу отправил молодого барона к матери. Не здороваясь, Волков сухо произнес:
— Один из ваших дворовых отравлен.
— Отравлен? Кто отравлен? — удивился барон. — И зачем же его отравили?
— Мальчишка с кухни. Отравился случайно. Наверное, он выпил вино, которое принесли мне в покои. Яд предназначался мне.
Барон молча смотрел на солдата, играя кривым кубком.
— Почему же вы не спрашиваете, кем принесен яд? На кого я думаю? — продолжал Волков.
Барон просто взял и отвернулся, как будто солдата не было. Просто стал смотреть в другую сторону. Это был уже не первый раз. Волков понял, что барон так поступает всегда. Просто отворачивается и не слышит, когда не может ответить или просто не хочет отвечать.
— А не хотите ли взглянуть на труп мальчишки?
— На кой черт он мне нужен? — вдруг зло ответил барон. — Вы здесь коннетабль. Вот вы и выясните, кто его отравил.
— А мне и выяснять не надо, я знаю, кто. Да и вы знаете.