— Вот видишь, — продолжал солдат, — так скажи мне, Авенир, откуда у тебя деньги, что бы купить расписок барона и доверенность на дом на двести талеров? Да и как ты их покупал, если ты читать не умеешь?
— Я их не покупал, — вдруг произнес Авенир.
— Не покупал? — удивился солдат и вдруг схватил трактирщика за шею и заорал. — А откуда тогда у тебя эти бумаги, — он стал тыкать в бумаги трактирщика носом продолжая орать, — откуда? Откуда? Откуда бумаги?
Трактирщик трясся, но молчал, а вот баба его и дети дружно завыли.
— Молчишь? — продолжал орать солдат. — Ничего, на дыбе заговоришь.
При слове дыба баба трактирщика завыла еще задорней. А Авенир произнес, наконец:
— Не покупал я, он их мне на хранение дал.
— На хранение дал?! Когда?
— Сегодня, сейчас. Недавно.
И тут солдат понял, что удача сама идет к нему в руки, и он, повернувшись к своим людям сказал:
— Ёган, ты слышал, что он сказал?
— Да как же не слышать, слышал, он сказал, что бумаги ему дал Соллон на хранение.
— Сержант, — продолжал солдат, — ты слышал, что сказал наш друг Авенир?
— Соллон дал ему бумаги на хранение сегодня ночью, — четко произнес сержант.
Волков повернулся к трактирщику и сказал:
— Авенир, а ты не такой уж и умный. Вот скажи ты, что купил эти бумаги, и мне бы пришлось подумать, как у тебя их отобрать, а сейчас ты сказал при людях, что эти бумаги дал тебе вор, и что в них — ты знать не можешь, потому, что недавно ты говорил мне, что не разумеешь нашего письма. И теперь я забираю эти бумаги, так как это бумаги вора. Я передам их барону.
Свеча затряслась в руке трактирщика и выпала из нее. Но не потухла, продолжала гореть на полу.
Волков затушил свечу, наступив на нее и спросил:
— Так, где твой дружок Соллон?
— Я… я не знаю… не знаю я, где Соллон… — стал подвывать трактирщик, распаляясь. — Кто вы такой? — он уставился на Волкова своими глазами, чуть навыкат. — Зачем вы сюда приехали, вот зачем? Что вам от меня нужно? Ну что?
— Ах, простите, что помешал вам обворовывать барона, — ехидничал Волков, — а от тебя мне нужно, чтобы сказал, куда поехал Соллон, — спокойно отвечал Волков. — А! И еще тридцать пять талеров для аудита.
— Я не знаю где Соллон, не знаю! — вдруг заорал Авенир, — я не знаю, куда он поехал, и денег у меня больше нет, ни крейцера! Ни пфеннига. Да будьте вы прокляты!
Тут солдат вдруг схватил его за горло и со злобой заговорил:
— Ишь как заголосил, жил-то видно припеваючи, немало денег скопил, с Соллоном делишки обделывая, барона за дурака держали да обворовывали и из мужика последние соки тянули процентами, вши поганые, а как вам хвост поприжали так ты повизгивать вздумал, проклинать! Ежели найду Соллона, то уж поговорю с ним как положено, и почему то мне кажется, Авенир, что он о тебе мне много интересного расскажет.
Волков выпустил горло трактирщика, продолжил уже абсолютно спокойно:
— Значит так, Авенир, ты говорил, что тридцать пять талеров для тебя большие деньги, а сам накупил расписок у этого вора почитай на двести. Думаю, что и тридцать пять найдешь, найдешь и отдашь… Через три недели. Три недели, Авенир!
Волков повернулся и пошел к двери, пряча бумаги в кошель, а баба трактирщика вроде уже замолчавшая вдруг снова заголосила из-под перины, а затем раздался грохот. Солдат и все остальные обернулись. Авенир лежал на полу, на спине, раскинув руки, закатив глаза и открыв рот. Баба истошно завыла, ее дружно поддержали дети.
— Ишь, как за деньгу то человек страдает, без памяти падает, как бы не помер, — произнес сострадательный Ёган.
А Волков ничего не сказал, только усмехнулся и пошел прочь. Не жалко ему было Авенира, и бабу его, и детей.
⠀⠀