— Буду говорить ему иногда, — пообещала графиня.
— В-третьих, говорите, что Господь велит прощать и что даже самый строгий суд дает право обвиняемому высказаться, оправдаться.
— Угу… Право обвиняемому высказаться и оправдаться, — запоминала красавица.
А потом было и четвертое, и пятое. И Брунхильда хоть и нехотя, но все, что было нужно, повторяла за ним, запоминая.
«Ленивая. Не Бригитт, конечно. Но что нужно — запомнила».
Кавалер очень на нее рассчитывал, намного больше, чем на канцлера Фезенклевера или барона фон Виттернауфа. Но больше всего он рассчитывал на того, на кого привык рассчитывать, на того, в ком был абсолютно уверен, — то есть, на себя.
Тут Брунхильда встала, взяла у него деньги, серебро, что генерал ей протянул, и сказала как бы между прочим:
— А ведь у десятого графа детей-то пока нет.
— Что? — Кавалер не понимал, о чем она.
— Говорю, что десятый граф Мален пока не женат, детей у него нет.
Тут только забрезжила у него мысль. И мыслишка-то эта страшненькая. А вот Брунхильду она, кажется, не пугала, и женщина повторила вполне себе спокойно:
— Десятый граф Мален молод, даже не женат еще, детей у него законных нет, вот я и думаю…
— И что же ты думаешь? — мрачно спросил кавалер.
— Иной раз думаю: случись с ним что, так племянничек ваш может и титулом обзавестись. — Она копалась в сундуке с одеждой и даже не глядела на генерала, но при этом особенно выговаривала слова «племянничек ваш», чтобы он до конца прочувствовал всю их важность.
Волков быстро прошел к красавице, схватил за руки, поднял от сундука, повернул к себе и заглянул в глаза.
— Даже думать о том не смей, слышишь? Даже думать!
— И что же вы, братец, — она вдруг посмотрела на него зло, хотя еще двадцать минут назад глядела глазами едва ли не влюбленными, — неужели не хотите для племянника своего титула? — И опять она делала ударение на словах «для племянника своего», словно хотела напомнить ему, кем Волкову этот «племянник» доводится.
— Не гневи Бога! — произнес кавалер почти с яростью. — Поместье ты и твой сын получили, так угомонись, успокойся. Остановись. Забудь про то.
— Хорошо, как скажете, братец, — отвечала она смиренно. А сама глаза отводила, потому что видеть его не хотела, и покорность ее — притворная, и согласие — лживое. — Забуду, раз вы велите.
Согласилась сразу. Да, конечно… Вот только знал он цену ее слову. Ничего она не забыла, своенравная и упрямая, такая, что к цели своей все равно пойдет, и коли он ей не поможет, так сама попробует. Ведь Агнес она знает так же, как и он. Кавалер не выпускал Брунхильду, все еще держал за локти, да еще и с силой встряхнул.
— Слышала, что я тебе сказал? Даже не думай о том.
— Да отпустите вы, больно мне! — так же зло шипела в ответ графиня. — Синяки останутся, что я герцогу скажу?
— Даже не думай о том, — повторил Волков, выпуская ее.
— Хорошо-хорошо, — отвечала она, потирая локти. — У, демон, пальцы словно из железа, точно синяки будут.
Волков ни секунды не верил в то, что она позабудет о своих планах. Шутка ли! Титул графский для своего сына всякая мать желать будет. Разве отступит она, это с ее-то неуступчивым нравом? Нет, не бывать тому, просто согласится сейчас с ним, но не отступит, она упрямее его жены и Бригитт, вместе взятых. А семейство Маленов в дикой ярости будет, как только речь зайдет о том, чтобы его «племяннику» титул достался. Но сейчас Волков ничего с ней поделать не мог. Сейчас она была ему очень нужна в деле примирения с герцогом. Она являлась ключом к его высочеству. Поэтому он, чуть подумав, добавил:
— Пока дело с герцогом не разрешится, даже и не вспоминай об этом.
— Как вам будет угодно, братец, — отвечала она все с той же притворной покорностью.
Взять бы хлыст да исполосовать ей спину да бока, драть ее, пока не обмочится, пока дурь, упрямство это глупое из ее головы красивой не выветрится… Да нельзя. Во-первых, нужна она ему, а во-вторых, брюхатая.
⠀⠀
⠀⠀
Глава 45
⠀⠀