— Я барон фон Дениц! Владетель поместья Баль! Я не торговец, скитающийся с тележкой, мне некуда бежать с моей земли.
— Собирайтесь, барон фон Дениц, владетель поместья Баль, — сказал кавалер. — Я отвезу вас в Мален. Там вы дождетесь комиссии из Ланна, умным попам все и расскажете.
— Нет, никуда я не поеду, — спокойно отвечал барон, тем временем подходя к коню кавалера и беря его под уздцы. — Я прошу вас, кавалер, свершить правосудие прямо тут, не хочу умирать от рук палача.
Волков даже растерялся на мгновение. Не знал поначалу, что и сказать. Но подумал, что для него приезд святой инквизиции в город — а приедут, скорее всего, товарищи и братья епископа Бартоломея — да и сам процесс будут весьма полезны, это еще раз прославит его и укрепит его репутацию, в том числе и перед герцогом, поэтому он сказал барону:
— Нет, уж больно много вы натворили зла, пусть спросится с вас за все, на то и придумана Святая комиссия, пусть решит инквизиция, а я вам не судья. А чтобы вы ночью не обернулись зверем и снова кого-нибудь не убили, велю я заковать вас в цепи.
Вот тут насмешливый и заносчивый барон вдруг испугался. Лицо его сразу потеряло всякую беспечность, и кавалера это обрадовало: «Что, боишься, барон, инквизиции?»
— Я рассчитывал на то, что имею дело с истинным рыцарем, — проговорил фон Дениц, — потому и не пытался сбежать.
А Волков уже думал о том, как приковать барона к цепи разбойника, если поблизости нет ни одного кузнеца, но его раздумья прервал отец Семион, он подошел к коню кавалера и жестом просил господина наклониться пониже, чтобы слова его никто другой не услыхал, и сразу после этого заговорил тихо:
— Слышал я от братьев-священников неоднократно, что сеньоры всех окрестных земель вас, кавалер, не жалуют. Может, не нужно настраивать всех еще больше против себя? Барон — человек их круга, не всем сеньорам понравится, что вы передали его Святой комиссии. Вернее, всем им это не понравится.
— Вся их неприязнь была из-за графа, а графа уже нет. — Волков хотел поначалу отмахнуться, но вспомнил, что брат Семион — человек весьма дальновидный и умный, и спросил на всякий случай: — А может, у тебя еще есть причина просить за барона?
Отец Семион сначала поджал губы, словно говоря: неужто вы сами не понимаете? Но так как кавалер все еще ждал его ответа, сказал:
— Нашего отшельника уже причислили к лику святых, объявят о том и внесут его в поминания к Рождеству; в нашу часовню, что мы построили, и так люди идут со всей округи, а как его признает матерь церковь, так втрое чаще будут приходить паломники.
«Ах, вот откуда у тебя та твоя сутана из бархата, цепь из серебра — часовенка-то, видно, прибыльна».
Впрочем, поп был, безусловно, прав, а отец Семион и продолжал:
— Только Господу то известно, что наболтает святым отцам господин барон, уж лучше пусть он тут умолкнет. Да и вам это поможет сойтись с другими сеньорами, я уж о том позабочусь, расскажу священникам из соседних приходов, что вы барона хотели сдать в инквизицию, но он вас так умолял этого не делать, так просил о рыцарском поступке, что вы, долг свой пред церковью презрев, согласились на его мольбы.
«А поп прав, может, так даже лучше будет. С господами нужно мириться. Да и не хочется лишаться своего святого, который приманивает ко мне богомольцев со всей округи».
Он выпрямился, вздохнул и обратился к барону:
— Хорошо, фон Дениц, я не буду передавать вас инквизиции, хотя то мне еще скажется, и из милосердия выполню вашу просьбу.
— Я знал, что вы истинный рыцарь, друг мой, — с облегчением произнес барон.
«Нет, не друг я вам». Волков посмотрел на него с неприязнью и ответил:
— Примите причастие и исповедуйтесь. Только не тяните с этим. Отец Семион, исполняйте свой долг.
— Может, мне оно и не нужно, причастие, — отвечал барон. — Да и исповедался я уже перед вами.
— Нет, все должно быть исполнено по канону. Я Рыцарь Божий, иначе я не смогу исполнить то, о чем вы просите, барон, — строго сказал кавалер.
Без единого слова барон и священник отошли к тому самому кривому дереву, которое Волков уже отметил как удобное и запоминающееся место. Пока барон снова что-то рассказывал попу, Волков слез с лошади, вытащил из ножен меч, осмотрел его лезвие. После ремонта оно было все еще отлично наточено, а сам меч, кажется, стал чуточку тяжелее. Господин Фейлинг уже поспешил к нему, стал помогать кавалеру снять шлем. А народу кругом собралось уже изрядно. Стены замка облепили люди, из соседних деревень мужики привезли на телегах своих баб. Слух, что к барону пришли солдаты соседа, уже облетел округу, всем интересно было, что происходит, вот народишко и стал собираться, стояли ждали, хоть жара и не спадала. Волков взглянул на них, люди хотели знать, что происходит, о чем говорят господа. Нужно будет после дела объяснить им, что святая матерь церковь и Рыцарь Божий не оставят страждущих детей своих без защиты и покарают всякого, будь это даже нобиль из нобилей, коли он виноват. Но пока почти никто не понимал, что происходит, — ни местные люди, ни солдаты кавалера.
Он уже выпил половину вина из фляги, уже отыскал место в тени, уселся, не в силах больше стоять, а меч свой не вложил в ножны, положил себе на колени. И только тогда брат Семион поднял руку и жестом дал знать, что ритуал закончен.
«Один удар — и дело сделано». Видит Бог, Волкову этого не хотелось, но он часто делал то, что ему было не по душе. Кавалер встал и пошел к попу и барону, находившимся в тени кривого дерева.
— Господин барон причащен и исповедован, — как-то буднично сказал отец Семион и добавил, крестясь: — Да свершится воля Господня.
— Вы готовы, барон? — спросил кавалер.
Фон Дениц взглянул на меч Волкова.
— Это хорошо, что у вас такой старый меч, — сказал барон. — Молодежь носит эти новые мечи с дурацкими гардами… Новыми мечами разве можно кому-нибудь отрубить голову?