— Нет, слишком много говорил с ним. А он был прекрасный рассказчик. Он многое знал, бывал в разных странах. И я стал приезжать к нему, часто просил его приехать ко мне. Все тогда удивлялись моей набожности, которой прежде не было.
— Неужто он нашел, чем вас искусить? — спросил отец Семион.
— Нашел. Да, нашел. И я, по глупости своей, захотел узнать…
— Узнать, каково это — не стареть? — догадался кавалер.
— Да, я не хотел стареть. Я думал, что сто лет молодости мне понравятся. А еще я хотел узнать силу.
— Силу?
— Да, небывалую силу, нечеловеческую. И я попросил его… принять меня. Сам попросил, хотя уже знал, что людишки опять стали в округе пропадать.
Волков тем временем, изнемогая от жары, подозвал к себе Максимилиана, жестом просил у него флягу с вином и, взяв ее, стал с удовольствием пить и слушать рассказ барона. Максимилиан же не отъехал после этого и тоже слушал, раз барон больше его не гнал.
— И что же это за сила такая? — уточнил святой отец.
— О! — Барон говорил это, вспоминая, а вспоминал он с видимым удовольствием. — То не объяснить простыми словами, разве птица может рассказать бескрылому о полете? Ну, разве вот что опишет мои способности: я мог от полуночи в самую короткую ночь добежать отсюда до Малена, на обратном пути заскочить в вашу землю, Эшбахт, добежать до реки и до рассвета вернуться к своему замку, и все это не остановившись ни разу, не задыхаясь от бега, не боясь себя загнать.
Волков смотрел на него и уже начинал думать, зачем этот человек все это рассказывает, словно похваляется перед ним, стоя здесь, на дороге, прямо на жаре. Уже и конь кавалера стал потряхивать головой, водить ушами, топтаться на месте — верный признак, что пить хочет.
А барон все не унимался:
— И этой силой словно упиваешься, и голод тебя мучит неотступно, и запахи, запахи тебя ведут лучше всякой дороги, и не важно тебе, скот это или человек, а уж если найдешь себе пищу, то нет ничего вкуснее горячего мяса с кровью, ничего.
Кавалеру все это слушать надоело — как только попы выслушивают исповеди? — впрочем, рассказ барона на покаяние совсем не походил. И чтобы хоть как-то остановить его, кавалер спросил:
— А голову дружка вашего Рёдля вы сожрали? Мы голову его так и не нашли.
Отлично спросил — как хлыстом полоснул фон Деница. Барон осекся, посмотрел на Волкова недобрым взглядом и ответил:
— Нет, голову его я не ел и убил его случайно. Он был мне большим другом…
— Знал о ваших проделках. Ясно. И как же так вышло, что вы его убили — друга-то?
— Я ранен был у оврагов, рана оказалась весьма тяжела, думал, помру, глаза уже не видели ничего, а кровь вся из раны так и текла в глотку, текла и никак не останавливалась, прилечь было нельзя, сразу начинал кровью захлебываться своей же…
— Понятно-понятно, рана случилась неприятная, дальше что?
Опять барон смотрел на кавалера зло.
— Я просил его отвезти меня подальше от людей и ждал ночи, чтобы оборотиться, в облике зверя я любую рану переживал легко и исцелялся уже к утру. Вот к ночи он помог мне разоблачиться от доспеха и одежд, и я стал превращаться…
— А разве не надобно зверю полнолуние? — робко перебил фон Деница отец Семион. — Или в ту ночь оно и случилось?
— Никакого полнолуния не нужно, сказки это, глупость, чаще всего это как с женщинами — приходит само и разом. Да, как с женщинами, вроде живешь себе, живешь, кругом бабы, даже и красивые, а ты их и не замечаешь, неделю или две может так быть, а потом вдруг увидишь нагнувшуюся на огороде крестьянку — и все, огонь в груди. Но когда нужно, можешь и сам в себе огонь разжечь. Так и тут, я даже научился и днем оборачиваться, хотя ночью, конечно, легче это делать.
— За что убили вы монаха? — Волкову уже надоело все это, он хотел покончить с делом.
— За то, что не сказал мне, как тяжка будет эта вечная молодость и какова плата за силу. Ничего он мне плохого не сказал, прежде чем прокусил мне руку.
— А в чем же тяжесть вашей жизни? — поинтересовался священник.
— В том и дело, что жизни и не осталось у меня. Живешь… как скот, влачишь существование от одного обращения до другого, ждешь ночи, изнываешь, стараешься спать больше, и вино, и женщины… — все неинтересно, жизнь протекает в ожидании, а вокруг тебя все чаще и чаще появляются настырные рыцари божьи. — Барон в который раз нехорошо поглядел на Волкова. — Вот и ждешь, когда до тебя доберется какой-нибудь Инквизитор.
— Отчего же вы не уехали, не сбежали? — спросил его кавалер.
Тут уже барон поглядел на него даже с высокомерием, даже, может быть, с презрением.