— Мне нужна будет ваша помощь, монсеньор, — тихо и с улыбкой сказал кавалер, когда епископ выпустил его из объятий.
— Все, что в моих силах, друг мой, все, что в моих силах, — отвечал епископ.
Дальше все пошли к столам. Волков шел со своими родственниками и первым делом спросил у госпожи Кёршнер про свою племянницу, свекровью которой госпожа Кёршнер являлась. Та отвечала, что с молодой женщиной все в порядке и что вся семья молится о том, чтобы она понесла.
А господину Кёршнеру не терпелось рассказать генералу о событиях, происходящих в городе:
— Теперь у нас перемены. Раньше все подряды на поставку фуража для городских конюшен совет отдавал Мёльденицу, без всякого торга, теперь же решили сделать торги. И мы за те поставки поборемся. И еще мостить улицы дозволили Клюге…
— А Клюге… — пытался вспомнить Волков.
— Клюге наш человек, — заверил его купец, — и теперь ему принадлежит подряд на Судейскую площадь и на Старую улицу до самых Восточных ворот. И наши друзья будут поставлять ему камень. О таком раньше и мечтать было нельзя, такие жирные куски доставались лишь людям из партии графа, дружкам Гайзенберга.
— Значит, как граф помер, так все изменилось? — Кавалер слушал эти рассказы не без интереса. Конечно, Волков знал про это дело больше, чем купец, но его интересовало, что о том говорят в городе и графстве.
— Истинно так, как десятый граф после падения с лошади преставился — а кроме дочерей детей у него не было, — вроде тут и второму брату стать графом, но тот от титула по хвори отказался. И вправду, куда ему, он, говорят, не всякий день встает с кровати. И титул достался самому младшему из Маленов, теперь десятый граф Мален — это Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург.
— Он же совсем молод, — удивился кавалер.
— Но дом Маленов принял его, и сам герцог уже принял его и на приеме, говорят, называл его «граф».
— А нет ли слухов о том, что смерть десятого графа выглядит подозрительной? — спросил кавалер.
— Подозрительной? — Кёршнер искренне удивился. — А чего же тут подозрительного? Упал с коня на охоте, такое бывает сплошь и рядом.
— После смерти девятого графа любая преждевременная смерть в этой семейке для меня весьма неоднозначна, — негромко, но многозначительно произнес генерал.
Купец вытаращил на него глаза.
— То есть вы думаете… То есть одиннадцатый граф…
— Нет-нет-нет, — Волков покачал головой и поднес палец к губам, — я ничего такого не хочу утверждать, просто слишком все это… как бы лучше сказать… удивительно.
Изумленный, даже ошарашенный купец не нашелся что ответить, а в это время все стали рассаживаться по своим местам.
Кавалер знал, что мысль, подкинутая им Кёршнеру, в купце, учитывая его нрав, не задержится, уже через пять минут он поделится ею с женой, а потом и еще с кем-нибудь, да и жена разболтает кому-нибудь из товарок по церкви, и этот слух пойдет дальше. Нет, конечно, пересуды не смогут лишить титула молодого графа, но, вне всякого сомнения, ослабят того в важном для кавалера деле. Теперь кавалер уже готов был потребовать от молодого графа то, что принадлежало ему, вернее его Брунхильде. Впрочем, он не делал различия между красавицей и собой, теперь и она была частью его самого, частью дома Эшбахт. И было неважно, кому из них будет принадлежать то, из-за чего у него вышла ссора с десятым графом, то есть за кем останется поместье Грюнефельде.
⠀⠀
Ничего нового, все было, как было всегда: речи, восхваления, подарки от гильдий и коммун. Волков слушал вполуха, улыбался, кивал, иногда вставал, чтобы сказать ответное слово на уж очень красочную речь дарителя, но тут же вновь опускался на место и поворачивался к епископу Бартоломею, который первым сел в кресло слева от кавалера.
— Монсеньор, дело, о котором я вас хотел просить, весьма деликатно, — начал Волков негромко, склоняясь к монаху.
— Конечно, друг мой, чем я могу помочь вам? — так же склоняясь к генералу, спрашивал епископ.
— По договору я, вернее, моя сестра по вдовьему цензу должна получить поместье от дома Маленов, но прошлый граф артачился, не отдавал… Так вот, хочу это поместье без распри у молодого графа забрать и сестре передать, и чтобы городские нотариусы сие засвидетельствовали.
— Ясно, и что надобно сделать мне?
— Вы, ваше преосвященство, письмо ему напишите, дескать, желаете его видеть завтра, пусть приедет сюда. Он молод, неопытен, он не посмеет вас ослушаться. А уж как приедет, так поговорите с ним, мол, вы не желаете, чтобы длилась распря меж домом Маленов и домом Эшбахтов. И поторапливайте его в письме, чтобы он с родственниками не успел как следует поговорить. Вся его родня как раз против того, чтобы вернуть моей сестре должное.
— Поторопить? — Епископ задумался. — Тогда письмо нужно послать уже нынче, сейчас же.
— Да, сейчас же, — соглашался кавалер.
После епископа на стул соседний сел банкир Герхард Райбнер, глава банкирского дома Райбнеров. Сам попросился. Волков ему не отказал: Райбнеры были из тех, кто первыми когда-то ссудили его деньгами. Кавалер снова вставал, говорил ответную речь, поднимал тост за новых дарителей, гильдию ткачей и красильщиков, благодарил за уже неизвестно какой по счету сервиз. И уже после говорил с банкиром. У банкира было два дела. Во-первых, он хотел финансировать строительство дороги до пределов владений генерала. Банкир уверял, что решение магистратом почти что принято.
«Почти что принято…» — Волков поморщился, как от кислятины. Эта фраза уже начинала раздражать генерала, он слышал ее не менее десятка раз. И всякий раз решение магистратом откладывалось. Впрочем, после смерти десятого графа Малена такое могло и вправду случиться. А еще банкир был уверен, что после столь славных дел у генерала должны появиться и лишние, избыточные средства. Банкир предлагал взять часть излишков в оборот под хороший для генерала процент.