Пекари кланялись госпоже Ланге. Дело было странное: дама — и вдруг такое решать станет, — но раз кавалер сказал, то так тому и быть. А Бригитт, конечно, приятно. Ее значение при доме росло, а теперь и чужим людям становилось это ясно.
Дальше был купчишка, который просил дозволения поставить тут лавку, торговать иголками, нитками, лентами и всякой другой мелочью. Бригитт даже договорить ему не дала, она, взглянув на кавалера и поняв его, сама решила:
— Господин дозволяет тебе ставить лавку, но не у церкви и не у господского дома. После приди, я тебе скажу где.
Потом пришли три человека, один уже в годах, два молодых.
— Это коновал Гобс и его сыновья. Просят дозволения ставить два дома у нас в Эшбахте. Один сын уже женат, ему дом нужен отдельный, а второй дом он хочет поставить с большим двором для приема у себя хворого скота.
— О, коновал, дело нужное. Конечно. Только вот пусть двор ставит у реки, у амбаров, и телеги все туда едут, там больше всего мужиков жить будут, при них и скотина. Согласен там двор поставить? — спросил кавалер.
— Думал я тут, но раз вы желаете там, то оно конечно…
— Вот и хорошо, а тут ставь дом сына где захочешь.
— Только не у дома господина, — заметила госпожа Ланге.
— Я тогда сына при себе, там же, и поселю, — отвечал коновал.
А поток просителей не иссякал. Пришел кузнец Волинг, который переехал только недавно, и стал говорить о мельнице, но не той, которая муку мелет. Он хотел на реке поставить мельницу для ковки железа, говорил, что знает хорошего мастера по мельницам.
— И что же ты хочешь там делать? Оружие ковать? — спросил у него Волков.
— Э, господин, да на кой черт оно надо, оружие это! — Волинг засмеялся. — Одна морока с ним. У вас же в амбарах уголь бросовый, купчишки его там едва не даром отдают, я у себя раньше его в два раза дороже покупал. Вот… Железо, первак, оно само по себе не очень дорогое. Поэтому в железе вся цена — это уголь да работа. Уголь у вас тут дешев, работать на мельнице будет вода. Триста талеров в год, — он протянул к Волкову руку, — вот руку на отсечение даю, что триста монет будет. Это уже чистыми, без затрат на подмастерий и батраков. А если поближе к пристаням, к складам поставим мельню, так и на доставке еще выгадаем.
— И что же ты собираешься ковать? — заинтересовался кавалер.
— То, что делать легко, и то, на что всегда спрос есть, хоть зимой, хоть летом. Это полоса железная да лист. Вот… Уголь будет, так я это железо так выжгу, такое качество сделаю, что вокруг и близко такого не найдешь, все маленские кузнецы у нас станут полосу брать. Поверьте слову моему.
— Значит, тебе нужно разрешение на водяную мельницу?
— Ему нужны деньги, — уточнила Бригитт.
— Это да, — нехотя согласился кузнец. — С переездом да с новой кузней я все, что скопил, потратил. Такая мельница стоит две тысячи двести монет… Вынь да положь… А у меня и двух сотен не будет. Вот если бы вы… — Волинг замолчал.
Волкову эта мысль понравилась, железо, особенно хорошее, всегда в цене, всегда в спросе.
— Хорошо, я подумаю, — отвечал он. — Съезжу в Мален, разузнаю, что к чему, цены выясню и тогда тебе скажу.
— Господин, только не говорите другим, а то додумаются мельницы сами ставить. Дело то выгодное.
— Не волнуйся, река моя, без меня никто ничего не поставит.
— А на той стороне, а выше вашей земли по реке?
— Не волнуйся, говорю, коли решу, так нигде больше мельниц не будет в этих местах, — пообещал ему Волков.
Да, это дело кавалера заинтересовало. Он уже вылез из ванны, уже одевался, когда к нему пришли его крепостные мужики, те, что проживали тут же, в Эшбахте, было их шестеро. Мужички-то его похорошели, отъелись за последний год, одежа у них хорошая появилась, у некоторых башмаки не деревянные, а кожаные.
— Ну, чего желаете, дети мои? — спросил их Волков, беря из рук Бригитт чашку с кофе.
Мужики пихались, пока решали, кому говорить, за них сказала госпожа Ланге:
— Просить вас, господин, хотят, хотят откупиться от барщины.
— Вот как, и сколько же хотите дать мне? — Волков был удивлен уже не только их видом.
— По двенадцать монет со двора! — выпалил один из пришедших. — Думаем, то честно будет. В месяц со двора по монете — разве не хорошо вам, господин?