— Вопрос номер два, — зачитывал адвокат Лёйбниц, — кавалер Иероним Фолькоф фон Эшбахт желает, чтобы его рожь, его овес, его ячмень торговались в земле Брегген беспошлинно.
— Беспошлинно?! — тут же возмутился один из переговорщиков. — А сколько будет той ржи, и того овса, и того ячменя? Может, под видом своего овса купцы господина Эшбахта станут продавать нам весь овес, выращенный в округе? А мы его без пошлины будем обязаны принять?
— Ограничения! — поддержал говорившего его товарищ. — Пять тысяч пудов всякого товара из трех названных.
— Пятнадцать, — начал торг Крапенбахер.
— Пятнадцать?! — закричал переговорщик. — Это слишком, тогда просим принимать в земле Ребенрее наш лес тоже без пошлины.
— Сие невозможно, — попытался вразумить крикуна Крапенбахер. — Кавалер Эшбахт не может отменить вам пошлину, наложенную герцогом сеньором Ребенрее, кавалер фон Эшбахт может говорить лишь от своего поместья.
— А зачем же мы тогда с ним разговариваем? — задался вопросом горец.
— Затем, что это он на вашей земле стоит лагерем, а не вы на его, — снова напомнил горцам Лёйбниц.
Но горцы были неуступчивы в переговорах так же, как и в бою.
— Тогда пусть он на своей земле даст нам построить пристань, — заговорил самый старый из делегации. — Пристань дать — это в силах кавалера, тут герцог не нужен.
Адвокаты посмотрели на кавалера: соглашаться? А тот едва заметно помотал головой: никаких им пристаней. И сказал:
— Я построю сам пристань; коли надо будет, скажите, что дам им построить у реки амбар.
— Кавалер Фолькоф фон Эшбахт не позволит строить у своей земли пристани, но дозволяет купцам земли Брегген поставить у его пристаней амбар.
— Но амбар тот будет большой, — сразу согласились горцы. — И еще господин фон Эшбахт пусть продаст земли у пристани, чтобы мы там могли построить навесы для леса пиленого, для бруса и теса.
Лёйбниц и Крапенбахер посмотрели на Волкова. Тот в ответ им кивнул: пусть.
— Эта пожелание приемлемо, — озвучил вердикт Крапенбахер. — Запишем, что будет для купцов Бреггена большой амбар у реки и хорошее место для склада леса.
На этом договаривающимися сторонами было решено сделать перерыв на обед.
Кавалеру пришлось обедать с адвокатами, век бы их не видать. Успели уже надоесть ему — въедливые, злые, неумолкающие. Но вопросов было столько, что поступить по-другому он не мог. Ему за этим обедом пришлось больше говорить, чем жевать. А эти двое все не унимались, да еще и поп к ним в их болтовне присоединился. Так, не получив никакого удовлетворения от еды, после обеда все снова собрались на условленном месте. Собрались и принялись говорить, говорить, говорить. И вся эта болтовня свелась к двум вещам: к количеству овса, ржи и ячменя, что купцы Волкова смогли бы продавать в земле Брегген беспошлинно, и величине амбара и стоимости удобной земли под склад на его берегу. Только к вечеру стороны смогли договориться и все пункты этого вопроса привести к согласию. Целый день болтовни — и разрешен всего один вопрос. К концу дня, когда кавалер уже с трудом понимал, о чем говорят выступающие, отец Семион попытался поднять вопрос о возврате беглых крестьян, но горцы тут же, и весьма бодро отказались его обсуждать.
— Жулики, мерзавцы, они собираются увязать вопрос возврата беглых мужиков с возвратом под вашу руку Линхаймского леса, — предположил Крапенбахер.
— Никаких в том сомнений, — согласился с ним Лёйбниц, — думаю, нам придется согласиться на тысячу золотых.
— Да-да, завтра же нужно будет на то согласиться, не тянуть с этим. Тысяча золотых — не такая уж и большая сумма за тот лес. И нам надобно закрыть этот пункт, пока они еще что-нибудь к нему не привязали.
Кавалер уже не мог ничего слышать ни про лес, ни про мужиков, ни про что-то иное. Да, конечно, он понимал, что речь идет о его собственности и что, скорее всего, эти опытные крючкотворы правы, но говорить об этом после целого дня болтовни он просто уже не мог и лишь вымолвил со вздохом:
— Господа, завтра, все завтра. — И пошел к себе в шатер.
Спать. Перед сном он, правда, успел подумать о том, что надо, уже пора, вызвать самого Райхерда для переговоров с глазу на глаз. Иначе вся эта многочасовая болтовня так и останется болтовней, так как совет кантона Брегген решит не ратифицировать договор, который он тут подпишет, и эти горные мерзавцы из спеси своей затеют продолжить войну. А он, обрадованный пустой бумагой с ничего не значащими подписями, оставит укрепления и выведет своих солдат с их земли. Случись такое, придется уже к весне собирать новую армию и выбивать из своей же крепостицы упрямых врагов. Даже думать о таком Волкову не хотелось. Вот поэтому он и собирался договариваться с первым консулом земли Брегген, ландаманом Райхердом, а эту всю… болтовню всерьез почти и не воспринимал.
⠀⠀
… Второй раунд переговоров начался с заявления стороны кавалера. Крапенбахер встал, достал бумагу, откашлялся и, дождавшись тишины, начал:
— Кавалер Фолькоф господин фон Эшбахт желает, чтобы было выделено, безвозмездно и навек, видное место для его купца в торговых рядах ярмарки Милликона, коли такая снова будет.
— И которую кавалер Фолькоф господин фон Эшбахт приказал сжечь, — едко и громко заметил один из делегатов.
Крапенбахер отвел листок в сторону, посмотрел на крикуна исподлобья и продолжил как ни в чем не бывало:
— Купец кавалера сам выберет себе место согласно своим предпочтениям.