— Но не все, не все таковы. Люди из других земель просят войны. Говорят, что вы растоптали честь земли, требуют возмездия.
— Вот как?! — мрачно спросил кавалер. — Возмездия хотят?!
— Да, господа советники пребывают в шатком положении, сами переговорщики не захотят принимать столь неоднозначное решение. Я слышал, что в соседние кантоны посланы люди просить помощи.
— Так из двух кантонов помощь приходила, я же их побил, неужели еще соберутся безумцы?
— Нет-нет, тут как раз речь идет не о наемниках. У нас меж горных земель есть конфедеративная договоренность: коли один кантон будет нуждаться в помощи, так остальные ему обязаны прийти на выручку. Раньше гордость земли Брегген не позволяла звать на помощь других, над нами иные земли посмеялись бы, что помещика мелкого, простого рыцаря, одолеть не можем, но теперь все о вас слыхали, все знают, каковы вы. Теперь уже нам не до гордости, а соседям не до смеха. Они придут.
Хуже ничего и быть не могло, у Волкова похолодело на душе. А советник добавлял и добавлял плохого:
— Говорят, что те наши люди, что с королем на юг ушли, к весне обратно будут. Наши генералы обещают, что соберут пять тысяч людей к следующей весне. Да еще у соседей попросят три тысячи человек.
«Восемь тысяч! Рехнулись они, что ли? Неужели и вправду я так их разозлил?»
— Хоть что-нибудь хорошее скажете вы наконец? — зло спрашивал Волков.
— Что ж, скажу и хорошее, — отвечает Вальдсдорф. — Казна сейчас пуста, много денег на дороги после паводков весенних ушло, много на войну с вами. Консулы хотят — есть такие — на войну с вами отдельный налог ввести. Но другие в совете против, говорят, что земля разорена и денег надобных в этом году не соберут. Много вы денег в земле и так побрали. А еще и торговать не даете, значит, и займа нам под хороший процент не взять.
«Ну, хоть что-то хорошее…» Волков несколько мгновений думал.
— Значит, совет кантона станет решать, быть войне или не быть?
— Нет, — вдруг сказал Вальдсдорф, — советники слишком хитрозадые, они не захотят брать на себя ответственность. Честно говоря, те, кто выступают за войну, вроде и выступают, а вроде и боятся…
— Чего? Чего они боятся? — В душе Волкова забрезжил лучик надежды.
Советник поморщился.
— Ну, — проговорил не очень уверенно, — слишком многие считают, что, может, вы это… — Вальдсдорф не договорил, замолчал на самом важном месте.
— Что «это»? Ну, говорите же вы, болван! Что говорят ваши многие? — Волков едва сдерживался, чтобы не схватить его за толстые плечи и не начать его трясти.
— Ну, что вы там… это… Длань Господня. А вернее, что вам помогает сатана… вот. Вот они и боятся, что вы и наше новое большое войско побьете. Вот и боятся все, не знают, воевать или нет. Господа консулы не хотят брать на себя ответственность, вдруг вы опять победите… Вдруг вам и вправду дьявол друг.
— Мне, Рыцарю Божьему, — дьявол?.. — Кавалер даже засмеялся.
«Дьявол, может, мне мушкеты подсунул, да пушки дал, да всю жизнь на войнах меня держал, научил воевать? Если так, то да — дьявол».
— А как иначе. — Вальдсдорф не был расположен к шуткам и говорил абсолютно серьезно. — Вон и ваш злейший недруг, граф Мален, шесть дней назад скончался, все об этом говорят.
— Фон Мален скончался! — воскликнул Волков. — Неужели Господь услыхал мои молитвы и прибрал этого бесчестного человека? Вы не шутите, советник?
— Какие уж тут шутки, говорят, умер граф после того, как на охоте свалился с коня. Его отвезли домой, а он уже с кровати так и не встал. Помер.
«Добралась, значит, девочка моя до мерзавца этого».
— Ах, порадовали вы меня, как вы меня порадовали! — улыбнулся Волков, теперь уже не сдерживаясь и хватая толстяка за рыхлые плечи. — Теперь мне мир еще больше нужен, слышите, Вальдсдорф, говорите, кто теперь примет решение о мире?
— Я же вам уже сказал, — отвечал советник, осторожно пытаясь вырваться из железных пальцев рыцаря, — консулы, скорее всего, препоручат решение ландаману. Сами решать не захотят, они не дураки, ответственность велика. И гордость потешить хочется, всем показать, как ты бесстрашен и тверд, — это сидя в стенах-то совета, — но уж очень им страшно проиграть вам опять. Нет, они все на ландамана столкнут, пусть он ответственность несет.
— Значит, ландаман будет решать? А чем взять господина Райхерда? Человек он на вид очень крепкий духом.
— Так и есть, так и есть. Вельми крепок, и вся фамилия у них такая, — кивал Вальдсдорф. — Райхерды — первейший дом нашей земли. За ним большая сила.
— И значит, деньгами его не купить?
Вальдсдорф даже поморщился.