— Нет, господа горожане, ничего строить не дам вам и торговать не позволю. Через два дня из Шаффхаузена должны приехать уполномоченные вести переговоры, если мир будет, так стройтесь и торгуйте. А пока нет мира промеж нас, так и не просите, а в том, что у баб и детей ваших хлеба нет, так то через вашу подлость и уроком вам. Вы лучше, как приедут переговорщики, просите их о деле быстром, чтобы переговоры они не затягивали. Сами дело ускоряйте.
Когда просителей выпроводили, кавалер строго спросил у смешливого Габелькната:
— Соизвольте объяснить мне, господин Габелькнат, отчего вы хихикали за моей спиной, когда я вел переговоры.
Молодые люди стали переглядываться.
— Отвечайте, Габелькнат! — настаивал генерал.
Молодой человек еще раз взглянул на своих товарищей и, слегка смущаясь, рассказал:
— Тут один из этих… в зеленом камзоле был… что сейчас приходил… Ну, мы его бабенку брали, сам он уже немолод, а жена у него не старая и вполне себе приятная. И когда мы в дом их пришли, фон Каренбург покойный ее схватил, а она и говорит: «Господа, платье мне не рвите и не пачкайте, я сама его сниму, и раз вы сюда пришли, делайте все что хотите, но других уже в дом не пускайте». И сама разделась при нас. Попросила лишь вина выпить. И сама пошла, а муж ее, дурень, сидел и смотрел, как мы ее брали по очереди, и лишь твердил шепотом: «Эльза, дорогая, потерпи, потерпи, я потом тебя не упрекну даже». — Габелькнат едва сдерживался от смеха. — А эта Эльза лишь глаза закатывала да подвывала, а когда один из нас дело кончал, так она, тряпкой вытершись, лишь спрашивала: «Господа, кто следующий?» Да вина еще просила. А муж ее все успокаивал и успокаивал, старый дурак.
Тут Габелькнат и все молодые господа стали смеяться, уже не сдерживаясь, и громче всех смеялся юный Фейлинг.
Волков даже не улыбнулся, махнул на них рукой:
— Ступайте.
Молодые болваны, все у них про одно. Но по-другому в их возрасте и не бывает.
Одной делегацией в этот день не обошлось. Опять приехали к нему люди из Рюммикона. Всё те же, всё те же… Вальдсдорф, Плетт и еще трое господ, которых Волков не припоминал. В прошлый раз за свой город волновались, чтобы генерал не пошел и не сжег его, но теперь просили о другом.
— Господин генерал, меж нами был договор, что наши плоты с лесом вы пропускаете по своей стороне реки, и цена за то была оговорена, — начал толстяк Вальдсдорф.
— Да, было такое, припоминаю, — отвечал генерал.
— А теперь ваш человек, сержант Жанзуан, один плот взял себе и сказал, что и другие будет забирать, пока вы не позволите их пропускать. Мы за десять дней ни одного плота по реке не провели, — закончил свою мысль советник Вальдсдорф.
— Да разве мы не платили вам за каждый плот, как было уговорено? — заговорил лесоторговец Плетт. Видно было, что он и волнуется, и втайне даже возмущен.
— Платили, честно платили, — кивал Волков, но при этом зло ухмылялся и продолжал: — А не напомните ли, господин лесоторговец, не вы ли надо мной хихикали, когда в прошлый раз мы встречались с вами в каком-то трактире в Лейденице?
— Что? Хихикал? Я? — Плетт был удивлен до глубины души. — Я никогда не посмел бы. Что вы, господин генерал, что вы!
— А, так это, может быть, вы, господин Фульман, снисходительно мне улыбались, когда я просил вас похлопотать о мире между нами?
— Я? Я? — Тут Фульман стал оглядываться по сторонам, ища свидетелей, он даже возмутился и призвал в свидетели Господа: — Видит Бог, и в помыслах такого не было. Да я…
Волков махнул на него рукой: замолчите! Зло осмотрел всех прибывших и сказал:
— Просил я вас, господа купцы, просил похлопотать о мире, когда война еще не началась, так вы, Плетт, и вы, Фульман, мне тоном насмешливым отвечали, сидели, спесью своей давились, куда она только делась теперь… В общем, пока мира не будет, и торговли у вас по реке не будет. Просите совет кантона и вашего ландамана о мире. Больше мне вам сказать нечего. Уходите, господа.
⠀⠀
⠀⠀
Глава 26
⠀⠀
Волков всегда считал, что толстяки есть по сути люди недалекие. Но вот советник Вальдсдорф эту уверенность поколебал. Генералу было достаточно одного пристального взгляда, чтобы советник понял, о чем говорят глаза кавалера.
Господа купцы из Рюммикона, конечно, на ночь глядя, по темноте, назад к себе не поплыли, заночевали на берегу, и умный толстяк Вальдсдорф ночью нашел способ прийти под стены лагеря с фонарем и вызвать через стражу генерала. Волков сразу откликнулся:
— Ну, что слышно?
Темно было, Волков велел ни ламп, ни факелов людям своим не жечь, потайной фонарь был лишь у Вальдсдорфа, да и тот толстяк рукой прикрывал.
— Слухов много, господин генерал, — переводя дух, отвечал советник. — Купчишки наши, рюммиконские, будут просить у переговорщиков скорейшего мира.
Это было как раз то, на что генерал и рассчитывал, но толстяк продолжал: