Орудия 16–17 вв. со стволами длиной 4 метра и калибром 8-12 см. Ядро для такой пушки весило всего 5-10 кг. За счёт удлинения ствола пушка стреляла дальше. Отливали орудия из бронзы. Во Франции такие пушки называли кулевринами, а в Германии — шлангами. Оба названия в переводе означают "змея" — вероятно, из-за длинных, узких стволов пушки.
Мастер Леопольд Розенфюльд имел окладистую бороду и важный вид. Все его распоряжения выполнялись тут же. О Волкове он, конечно, слыхал и его появлением тут был польщен.
— Большая честь, господин генерал, большая честь. — И Пруффу кивнул: — Здравствуйте, капитан. Пришли взглянуть на лаутшланг, господа?
— Да, — отвечал капитан и продолжал уже спокойнее, тоном, который не выдавал его заинтересованности: — Пушка неплоха на вид. А не были ли у нее отломлены цапфы? Не выгорело ли запальное отверстие?
— Я, господа, гнусный товар не продаю! Цеховой устав не велит, — важно и с пафосом отвечал мастер Розенфюльд. — Цапфы не приварены, трещин ни в стволе, ни в запале нет. Пушка почти новая. Стреляли из нее мало. Можете сами убедиться.
— А отчего же такая хорошая цена у нее? — спросил Волков, хотя, честно говоря, сам не знал, так ли она хороша, как говорит Пруфф.
— Я ее не делал. Эту пушку мне продали задешево бывшие хозяева. Потому и я отдаю недорого, мне с нее и так прибыток будет.
— Извините, мастер, — сказал Пруфф, он взял кавалера за локоть, отвел его на пару шагов и заговорил мягко, но убедительно: — Надо эту пушку брать. В бою будет большой подмогой, а коли нужда в ней отпадет, так мы ее продадим с выгодой.
Никогда Пруфф не был таким. Обычно вспыльчивый, он говорил с жаром и быстро раздражался, а тут ворковал, как голубица. Уговаривал так, словно это был не старый его знакомец-артиллерист, а какой-то иной человек. И так как кавалер в своей солдатской жизни повидал в войнах всякого, вспомнил свою службу в кавалерии и смекнул, что капитан и мастер в сговоре. Могло быть так, что Пруфф просто хочет нагреть руки на этой покупке? Да, так могло статься. Почему же такому не быть, когда капитан за сделку ратует? Волков задумался на пару мгновений.
Может, когда-то такая мысль, одно лишь подозрение на подобное дело сразу оттолкнули бы Волкова от сделки, но сейчас все было иначе. Пруфф ему был очень нужен. А то, что мастер за купленную пушку даст артиллеристу мзду… Черт с ними, с деньгами. Люди ценнее денег.
— А точно, что пушка эта хороша? — спросил генерал. — Я не хочу покупать вещь лишь потому, что она дешева. Мне надо, чтобы она картечью сносила горцев, сносила целыми рядами.
— Клянусь вам, генерал, что большой толк от нее будет, — заверил капитан артиллерии и этим еще больше убедил генерала в личной заинтересованности. — Не как полукартауна, конечно, с той мало что сравнится, но тоже хороша, а вот бить будет дальше и прицельнее, чем полукартауна. И много крепче, чем кулеврины.
— Хорошо, — согласился Волков. «Пусть порадуется старик». — Но выторгуйте у него хоть сотню монет.
— Сотню? — растерянно спросил Пруфф.
— Ну, не сотню, так сколько сможете.
— Хорошо, — согласился артиллерист. — Попробую.
Пушку купили. Уговорились на две тысячи триста шестьдесят монет, на том и ударили по рукам. Счастливый капитан Пруфф побежал докупать лошадей, две упряжки по четыре штуки, и нанимать новых людей для орудия. А Волков поехал домой за деньгами и чтобы выспаться.
⠀⠀
А ехал он через весь город, и как раз через главную площадь, и по пути заскочил к штатгальтеру получить деньги по старому тому имперскому векселю. Штатгальтер не соврал, и пяти минут ждать не пришлось. Да, хорошо, когда о тебе знает император. Все-таки прав, прав был покойный епископ, да упокоит Господь его душу, говоривший: «Все будут целовать тебе руки, пока ты побеждаешь». Даже имперский заносчивый штатгальтер, родственник кого-то важного и влиятельного, и тот будет целовать и кланяться, коли ты на коне.
Вышел Волков из приемной на улицу, передал мешок с деньгами Фейлингу, встал на солнышке. Еще не жарко, люди заполнили площадь, никто мимо не проходит, не поклонившись, и здравия ему желают. Даже те, кто его не знает, и то кланяются на всякий случай. Он кивает всем, даже тем, у кого простое и бедное платье, даже мальчишкам-разносчикам. Он добр, великодушен и не спесив. А еще он думает, что хорошо жить этим людям. Пусть у них малые дома, пусть у них нет сундуков с золотом, нет войска, но у них нет и злобных врагов, что собираются на войну с ним, нет влиятельных князей, что мечтают упрятать их в холодный подвал, нет предводителей дворянства, что мечтают сжить их со света, нет жадных покровителей, что при всякой возможности запускают руку в их кошели. Может, все эти люди даже счастливее его. Может, и ему стоит жить простой жизнью. Но обдумать такое он не успел. Встряхнулся. «Глупости. Что за бабье нытье, надо готовиться к войне, а не завидовать глупым бюргерам».
Тут же на площади располагалась и почта. Зашел Волков туда, и почтмейстер — как и все прочие почтмейстеры и почтальоны, бывший ландскнехт, — узнав генерала, сразу сообщил:
— С утренней оказией для вас письмо пришло из Лейденица.
Он как раз и ждал оттуда вестей. От Иеремии Гевельдаса, лейденицкого купца. А вернее, от капитана его штаба Эрика Георга Дорфуса, что под видом купца должен был побывать в кантоне Брегген и собрать там военные сведения. Кавалер едва сдержался, чтобы не начать читать послание прямо на почте. Погнал коня к дому, распугивая прохожих.
В общем, доехал, вошел в пустой и тихий дом, теперь уже принадлежащий ему, сел за стол, развернул бумагу. Так и есть: письмо писано разными руками. Первая рука — почерк корявенький, то купчишка писал. Опять он ныл, дескать, купцы остальные его притесняют, опять грозятся, опять с палками и кулаками к нему приходят. Волков про это и читать не стал, пробежал лишь взглядом. А вот дальше… То, что было написано почерком твердым и четким, словно у заправского писаря, то генерал читал жадно и въедливо, перечитывая некоторые предложения по два раза.
«Прежде всего, командовать кампанией уговорили старого генерала Каненбаха, штандарт его: черно-белое поле с красным медведем. Он отпирался, да ему посулили денег. Поставили лагерь в полумиле от берега. Чуть восточнее города Милликона, как раз на удобном перекрестке меж двух дорог, одна из которых идет вдоль берега, а вторая от пристаней Милликона на юг, на деревню Мюлибах, что от перекрестка в половине дня солдатского шага, и на город Ленгнау, в полутора днях солдатского шага от Милликона.
Лагерь тот немалый и вовсе не укрепленный, рогатки кое-где есть, но не окопан и частокола нет. Охрана ленивая. Командиры в службе небрежны, уповают на свою землю и страха не ведают. В лагере том до ста палаток, и люд о железе каждый день еще и еще приходит, с бабами и детьми. Думаю, пока люд идет местный, наемников из других земель нет. Телег не менее полусотни. Провиант складывается в мешках навалом под легкими навесами, амбаров не строят, пакгаузов на берегу не арендуют, значит, лежать провизия долго там не будет. Помимо меринов и лошадей тягловых, в загонах стоят лошади строевые, более двух сотен. Для офицеров то слишком много. Лошади есть породы знатной. Значит, собирают и местных кавалеров или купили иных.
Видел, как везли бочонки, то не масло и не солонина. Похоже на порох. Нет сомнений, что воевать собираются, но не скоро. Барж и лодок пока не нанимали. О том разговоров нет, значит, им не время, плыть еще не думают. А вот разговоры о том, что цены на провиант растут и растут, купчишки в Милликоне говорят повсеместно. Значит, еще людей в лагере прибавится. Думаю, что кампания пока не готова. Силы собираются. Оттого в округе весь провиант и скупают. В лагере всякого люда менее тысячи человек, при ста кавалеристах и ста кашеварах и возничих. Штандарта главнокомандующего у лагеря не висит. На том пока все, рисую карту, думаю упросить купца вашего еще раз съездить в кантон, чтобы еще раз все поглядеть и до столицы кантона доехать. А свинопаса вашего видел. Мальчишка смышленый. Говорит, что и дальше вам готов служить. Дал ему денег шесть талеров из тех, что вы мне выдали, обещал еще, так он себе в тот же день купил конька захудалого и седло. Ездил верхом, чем был горд».
⠀⠀
Подписи не было, дальше снова шел текст купца, опять нытье. Волков дочитывал послание, делая над собой усилие. Дочитал, отложил бумагу, взял кувшин, что стоял тут со вчерашнего вечера, потряс. Пара капель там еще была. Он допил их, кажется, вместе с дохлой мухой.
Вот как все сделано мастерски! Так все написано, что у генерала и вопроса не возникло. Все ясно, четко, понятно. Дорфус еще и карту кантона обещает сделать.