Она скорее повелевала, чем просила, но делала это с очаровательной улыбкой.
Конечно же, тот уступил ей, уступил безмолвно, еще бы, она в матери ему при случае сгодилась бы, а дама, сев на его место, улыбалась теперь Волкову, взяла нож, вилку, отрезала от большого куска на блюде тонкий ломоть мяса и, укладывая его кавалеру на тарелку, попросила:
— Дозвольте мне быть вашей прислугой сегодня, господин генерал, о большем и не прошу.
— Почту за честь иметь таких служанок, — отвечал кавалер, разглядывая даму.
Она и вправду оказалась очень собой хороша, тугой лиф платья не мог скрыть ее прелестей, кожа на лице чиста, зубы ровны, ручки ловкие. Она без разрешения взяла его бокал и отпила из него.
— Ах, у вас тоже белое, господин генерал.
— Это токайское, — отвечал он, совсем не злясь на красавицу из-за ее своеволия. Ему это даже нравилось.
— А будут ли певцы? — спрашивает еще одна дама.
— Да-да, — закричала, вскакивая со стула, юная Сабин. — Хочется песен!
— Габелькнат, певцы будут? — повернулся к музыканту Волков.
— Непременно, — отвечает тот, — сейчас распоряжусь.
Когда он проходил мимо, Волков схватил его за рукав.
— А отчего Румениге так мрачен? Не пьет ничего, с дамами молчит.
Габелькнат склонился к уху генерала и прошептал:
— Он скорбит из-за бесчестья.
— Что? Из-за какого еще бесчестья?
— Эмилия Вайсберг, — Габелькнат покосился на красавицу, что сидела подле генерала, — родственница его, жена покойного его дяди. Он считает, что она позорит его фамилию.
— Ах вот оно что?
— Да, он не ожидал ее тут увидеть. Вот и бесится, дурень. Ничего, выпьет, так дамы его развеселят.
Волков усмехнулся, а музыканты уже играли всем известную и всеми любимую песню про любовь. Вперед, к столу, вышел тонконогий певец и стал петь высоким звонким голосом. Дамы притихли, умиляясь словам песни и чувственному голосу, а Эмилия Вайсберг, слушая певца, — ничего, что мрачный родственник рядом, — взяла кавалера за руку.
А как песня закончилась, молодая шумная Сабин снова вскочила, выпила залпом полный бокал вина до дна и закричала:
— Господа, отчего же мы не купаемся? Ванны свободны, бассейн тоже, воды и простыней вдоволь, я хочу купаться, а ну-ка, Сусанна, помоги снять платье!
Она вылезла из-за стола и стала разоблачаться, а подруга ее, румяная и чернобровая, стала в том ловко помогать. И полминуты не прошло, как изящная юная Сабин осталась в прозрачной нижней рубахе, с распущенными волосами. Приплясывая под жадными взглядами молодых господ и недобрым взглядом госпожи Эмилии Вайсберг, подбежала к генералу и, схватив его за руку, заговорила весело:
— Пойдемте, господин мой, купаться. Ванны горячие, невозможно как хороши.
Ее рубашка так тонка, что почти ничего не скрывает, тело ее молодое так и влечет к себе мужские взгляды.
— Да подождите вы, — смеется кавалер, вылезая из-за стола, — какая вы, право, неугомонная. Не полезу же я в воду в одежде!
— А я вам помогу разоблачиться! — Сабин немедля склонилась пред ним. — Давайте я помогу вам снять туфли.
— А я помогу — чулки. — Темноволосая Сусанна, тоже уже почти разоблачившаяся, кинулась к нему.
Волков смеется и соглашается. Играет веселая музыка. Другие гости тоже выходят из-за столов, тоже начинают раздеваться, причем дамы раздеваются быстрее молодых господ. Те еще сидят, краснея, за столом, а красавицы, одна другой помогая, распускают шнуровки на корсетах и, оголяя ноги, стягивают чулки. А слуги несут всем простыни и кувшины с вином к бассейну, к ваннам. А девы, разоблачаясь, даже не уходят за ширмы и тела свои прекрасные едва прячут в простыни, прежде чем погружать их в горячие воды. А погрузив, так простыни те бросают за ненадобностью и плещутся в воде в своей естественной красоте. Волков выпивает еще токайского и радуется. Две дамы, сами уже разоблачившись, теперь помогают раздеться и ему и смеются тем звонким смехом, которым обычно смеются молодые красавицы, что о стыде позабыли.
⠀⠀