— Прекрасно. Прекрасно.
— Надеюсь, паства меня не отринет, — продолжал новый епископ города Малена.
— Уж я об этом позабочусь, — пообещал епископу кавалер. — Не волнуйтесь, монсеньор, у вас там будут друзья. У вас они уже есть.
Слово «монсеньор» для простого монаха из инквизиции было непривычным. Он смотрел на Волкова удивленно и, кажется, чуть испуганно.
«Ничего, пусть привыкает, он теперь духовный отец целого города, целого графства».
А казначею, видно, не терпелось. Эти все разговоры слушать ему было недосуг.
— Генерал, а серебро, обещанное церкви, в тех ящиках, что лежат в телегах на дворе?
— Да, это оно при моих гвардейцах день и ночь. Все десять ящиков ваши. Ящики крепки, берите топор, мой друг, смотрите сами.
— А не одолжите мне свои телеги и своих лошадей? — просит аббат.
— Ну разумеется, попрошу гвардейцев вас сопровождать.
Аббат сразу встал, ему не терпелось увидеть серебро на своем монетном дворе. Волков и епископ Бартоломей вышли на двор за ним следом. Пока впрягали коней, брат Илларион осмотрел и проверил на крепость все ящики. Как только все было готово, немедленно откланялся.
А Волков наставлял сержанта Вермера:
— Не вздумай им телеги с лошадьми оставить, потом их не сыщешь. Ящики сгрузишь — и уезжай с телегами.
Сержант все понял. Уехал, повез серебро. А новый епископ Малена и генерал вернулись в дом.
— Думаю сейчас уехать, — сказал брат Бартоломей. — Приеду, осмотрюсь, с отцами в приходах познакомлюсь.
— У вас и кареты нет, — заметил Волков, глядя на монаха.
— Доберусь с попутными телегами. У меня имеется немного денег, но сначала думаю купить подобающее сану облачение. Люди станут смеяться над моим рубищем, говорят, Мален — город небедный.
Да, вид у него был отнюдь не епископский. Волков посмотрел на брата Бартоломея пристально и сказал:
— Ничего не покупайте. Езжайте так. Ведите себя скромно. Возьмите себе монаха-помощника, пусть при всех зовет вас «монсеньор епископ», сами же будьте неприхотливы. В Мален не езжайте, отправляйтесь поначалу ко мне в Эшбахт, там станете в доме моем.
Брат Николас был совсем не глуп, он сразу смекнул, что задумал кавалер.
— Хотите, чтобы я явился в Мален в нищете праведной, как первые подвижники церкви?
— Именно. — Волков улыбался, довольный тем, что монах сразу все понимает. — Но вам придется дождаться меня. Сидите у меня дома, пока я не приеду.
— Буду жить у вас и объезжать окрестности в простой телеге, знакомиться с настоятелями церквей, с местной знатью, но в город до вашего возвращения не поеду.
— Отличная мысль, пусть попы в городе и сами горожане раздумывают над вашими действиями. Только в Малендорф к графу не заезжайте, держитесь от греха подальше.
— Так и сделаю.
— Сейчас напишу вам письма к жене и к моей подруге Бригитт. Передадите их. Напишу Бригитт, чтобы вам помогала по возможности. Как напишу, так езжайте, — сказал Волков.
— Будь славен Господь, да осветит он путь наш, — отвечал ему епископ, осеняя себя крестным знамением. — А я, пока вы пишете, схожу в монастырь, найду спутника себе и помощника.
Волков, как ушел монах, сел писать письма, а тут в обеденной зале появилась Агнес. Под глазами круги, бледна, в щеках спала, словно похудела. И сама совсем не так красива, как была вчера; сделала книксен, села рядом, велела подать себе… кофе! С сахаром и сливками и со сдобой жирной. А пока Зельда в ступке толкла кофейные зерна, Агнес и говорит кавалеру:
— Слыхала я сверху, что вы какого-то монаха к себе в Эшбахт отправляете.
— Да, отправляю, — отвечает тот, откладывая перо.