Но, возможно, что мне показалось.
Все, и это было заметно наслаждались обществом друг друга и едой.
Блюд было много, а размеры блюд маленькие, но это было очень хорошо, потому что попробовать хотелось всё. Хотя некоторые мужчины и шутили, что повар князя жадничает и специально делает маленькие порции, чтобы сэкономить продукты.
Зато, когда подали десерт, на него ещё оставалось место. А то было бы обидно, потому что такого десерта я ещё не видела. Цвет был фисташковый. И когда я попробовала, то поняла, что это вишнёвое желе с кусочками ягод, с каплями горького шоколада, украшенное нежным, похожим на мороженое, фисташковым кремом.
И как раз во время десерта князь Мекленбургский спросил меня о том, как мне нравится жить и работать в Мекленштейне.
Я не стала кокетничать, сказала, как есть, что да, нравится, что есть условия заниматься не только работой, но и наукой.
И тогда-то и прозвучало предложение от князя:
— А вы не думали, чтобы остаться здесь жить навсегда?
И хотя я была предупреждена Францем, что такой вопрос будет, но вкусная еда и особенно десерт так меня расслабили, что я растерялась. Я же заранее решила, что скажу. Я собиралась сказать, что пусть сначала пройдут три года, а потом буду решать. Но сейчас, когда вокруг все вдруг замолчали и смотрели на меня я поняла, что это прозвучит невежливо.
Пауза затягивалась, я посмотрела на Франца, тот ободряюще улыбнулся, Генрих сидел, напряжённо глядя на меня, так, как будто бы от моего ответа зависело что-то очень важное, а вот от его тёщи я снова уловила неприязненный взгляд. На этот раз совершенно точно.
— Я думала об этом, Ваше Сиятельство, — наконец смогла выговорить я, — и мне очень нравится здесь в княжестве, но это очень непростое решение, мне нужно время.
Князю не понравился мой ответ, это было заметно, но он всё же сказал:
— Подумайте, мисс Лейла, как гражданке княжества вам будет доступно много больше.
А я поняла, что всем правителям что-то всегда нужно, иногда больше, чем ты можешь им дать.
После десерта всем предложили пройти в оранжерею, княгиня занималась разведением каких-то необычных орхидей и в оранжерее как раз было пополнение.
Генрих было дёрнулся подойти ко мне, чтобы предложить мне руку и пройти вместе в оранжерею, но графиня Ольстерская, предварительно отправив внука помочь какой-то даме, вдруг сама подошла ко мне и с милой улыбкой попросила сопроводить её до оранжереи.
Генрих бросил на меня взгляд, который я «прочитала» как «продержись, в целом она безобидная старуха» и прошёл вперёд, догоняя князя.
— Лейла, — графиня улыбнулась, уцепившись за мой локоть, — вы же не возражаете, если я так по-простому буду вас называть?
Мне показалось, что в её словах был намёк, что моё «простое» происхождение, даёт ей право обращаться ко мне «по-простому».
Но я сделала вид, что не обратила внимания на намёк и кивнула.
— Ну вот и отлично, — ещё шире улыбнулась графиня, — так мне будет легче с вами говорить, ведь я хочу быть с вами откровенной, вы умная девочка и должны всё знать с самого начала.
Конечно же, речь пошла о моих отношениях с Генрихом.
— Я знаю, — сообщила мне графиня, — что герцог Рионский сделал вам предложение. И я поддерживаю его стремление помочь княжеству, и привязать вас, даже жертвуя собой.
Графиня на несколько секунд замолчала, вероятно ожидая какой-то реакции от меня на это практически «неприкрытое оскорбление».
Но я промолчала.
Тогда она продόлжила:
— Единственное о чём хочу вас предупредить, что вы должны быть готовы к тому, что у вас не будет детей.
На этот раз ей удалось меня «заинтересовать» и, хотя я и собиралась молчать, один вопрос всё же вырвался:
— Почему?
— Ну как же?! — в свою очередь изумилась графиня, не переставая при этом мило улыбаться, — кто родится от вас? Вы же из приюта, и, наверное, даже не знаете своих родителей, что же говорить о предках.