Читать книгу «Солнечный корт (ЛП)» онлайн.

Джереми оставил их наедине и пошел проверить шкафчик Жана. Он был битком набит красно-золотой экипировкой, поэтому он подождал на скамейке напротив, пока Жан догонит его.

Когда Жан появился, в его походке появилась целеустремленность, которой Джереми никогда в нем не замечал, и Джереми понял, что он скажет до того, как Жан произнес:

- Я допущен к тренировкам, хотя первую неделю буду в бесконтактном джерси.

- Это здорово, - сказал Джереми, воодушевленный редким для Жана хорошим настроением. - Смотри!

Жан проследил за движением его руки в направлении шкафчика, и он немедленно отправился осматривать свою экипировку. Для человека, который утверждал, что ему не нравится экси, на его лице не было отвращения или усталости, когда он поднес свою новую майку к свету. Он провел по своему новому номеру кончиками двух пальцев и поднес руку к цифре «три» на своем лице.

- Отвратительные цвета, - сказал Жан. - Тот, кто их выбрал, был дураком.

- Теперь, когда мы наконец-то дали тебе немного погреться на солнце, они будут тебе к лицу, - сказал Джереми. - Хочешь примерить? Я мог бы узнать, есть ли у тренера Лисински ключи от снаряжения, если ты хочешь взять свои клюшки на пробную тренировку. - Взгляд, который бросил на него Жан, был достаточным ответом, и Джереми со смехом вскочил со скамейки. Он нашел Лисински в ее кабинете, где на столе перед ней лежало открытое досье Жана. - Привет, тренер. Не возражаешь, если я отведу Жана на корт?

- Я пробуду здесь всего час или два, - предупредила она его, поднимая ключи и осторожно бросая их ему. - Присмотри за ним.

- Да, тренер.

На обратном пути он заглянул в комнату с инвентарем. На полках у двери стояли три ведра с мячами, и он вынес одно из них в коридор, чтобы забрать позже. Для каждой линии были отдельные подставки для клюшек с наклейками, обозначающими ряды по имени и номеру игрока. Он взял одну из своих и одну из предназначенных для Жана, слегка присвистнув от тяжести клюшки. Джереми пробовал тяжелые клюшки в конце выпускного класса средней школы и на первом курсе колледжа, но вернулся к более легким, как только смог уговорить тренера Уайта согласиться. Это ставило его в невыгодное положение при удерживании клюшки, так как большинство защитников, с которыми он контактировал, использовали тяжелые удары, но он пожертвовал этим в пользу большего контроля над своими передачами.

- Хорошие новости, - сказал он, направляясь в раздевалку с высоко поднятыми клюшками.

Что бы он ни собирался предпринять, это было немедленно забыто, поскольку Жан сидел на скамейке запасных обнаженным по пояс. Несколько месяцев сдержанности из-за травм, неизбежно отняли у него часть формы, но Жан был полон силы и обладал длинными конечностями. Он встал при появлении Джереми, протянув руку в молчаливом требовании отдать ему клюшку. Джереми успел заметить серебряный крестик на шее, прежде чем шрамы, покрывавшие кожу Жана, заставили его забыть обо всем остальном.

Сказать, что их было слишком много, было бы оскорбительным преуменьшением. Только при втором взгляде на него смутная тревога, затаившаяся в глубине его мыслей, обрела четкость: почти все шрамы Жана были на незагоревших участках тела, там, где его мешковатое джерси всегда скрывало их от любопытных глаз. Большинство из них представляли собой пересекающиеся линии разной толщины, но кое-где виднелись небольшие ожоги размером не больше спичечной головки.

Это были не травмы в результате драк или детских несчастных случаев; их было слишком много и они были точечными. Все они были нанесены намеренно.

Джереми не знал, как обрел дар речи. Все, что он смог выдавить, это слабое:

- Жан?

- Это проблема медсестер, а не тебя, - пренебрежительно сказал Жан. Он был слишком увлечен своей клюшкой, чтобы обращать внимание на то, что было видно на его теле.

Джереми пытался следить за тем, как выглядят его пальцы, когда они продевают шнурки на набалдашнике клюшки, или за холодным одобрением в полуприкрытых глазах Жана, когда он пробует клюшку на вес, но какое это могло иметь значение, когда кто-то буквально вырезал завитки на сердце Жана?

Чья-то рука коснулась его подбородка, заставив поднять глаза. Когда он встретился взглядом с Жаном, тот только сказал:

- Сосредоточься на том, что важно.

- Да, - ответил Джереми. Жан открыл рот, закрыл его снова и отпустил Джереми, не сказав ни слова. Джереми схватил его за руку, когда тот начал отворачиваться.

- Кто это с тобой сделал?

Жан ничего не сказал, по-видимому, довольствуясь тем, что молча смотрел на него. Возможно, он заметил упрямство на лице Джереми, потому что, наконец, он сказал:

- Мой отец.

Это было похоже на удар ногой. Джереми выпустил руку Жана с испуганным «О». Это был жалкий ответ на такое ужасное признание, но Джереми изо всех сил старался придумать что-нибудь получше. В его семье были свои проблемы, как, впрочем, он полагал, во всех семьях, но никогда в жизни его мать не поднимала руку на своих буйных детей. Он не мог подумать, что родитель может ударить его; как он мог осознать, что за этим стоит злой умысел?

- Пусть это тебя не беспокоит, - сказал Жан, откладывая клюшку в сторону, чтобы закончить одеваться. - Это никак не повлияет на мою игру на корте.

- Дело не в этом. Предполагается, что твои родители должны любить и защищать тебя, а не... - Джереми беспомощно указал на Жана. - Прости. Я даже представить себе не могу, каково это было для тебя.

- Представь, что ты переодеваешься, чтобы мы могли потренироваться, - сказал Жан.

Джереми взвесил все, что мог сказать, все вопросы, на которые, знал, Жан никогда не ответит, и вздохнул, отправляясь на поиски своего шкафчика. Жан догнал его, когда он был уже на полпути к выходу. Джереми схватил мячи, когда они снова проходили мимо комнаты с оборудованием, и они вместе спустились на корт.

Джереми отпер дверь, но жестом пригласил Жана пройти вперед. Он почти ожидал, что Жан направится в центр корта, где он сможет увидеть все как следует, но тот безошибочно занял свое стартовое место на линии первой четверти. Оказавшись там, он медленно развернулся на месте, изучая только что отремонтированные полы, а затем запрокинул голову, чтобы взглянуть на табло, висящее высоко над головой.