— Уж пожалуйста!
Шумяцкий протягивает на прощание ладонь — рукопожатие двух кинодеятелей крепкое и долгое, как страстный поцелуй. Продолжая приязненно кланяться и улыбаться, Эйзен пятится к выходу и выскальзывает за дверь, в приёмную.
— Сияете, будто после удачного свидания, — усмехается секретарша.
— Да, — подтверждает Эйзен удовлетворённо. — Именно так!..
О случившемся после своего ухода Эйзен (как и вся кино-Москва) узнает чуть позже — от задействованных лиц, в подробностях.
Шумяцкий тотчас звонит секретарше и просит её немедленно заказать в Ленинке книгу Ивана Баркова “Лука”, желательно с иллюстрациями. “Так директору Ленинки и объясните: дело безотлагательное, Шумяцкий в нетерпении, прислать с курьером!”
Юная секретарша обмирает и просит повторить указание. Шумяцкий злится на непонятливость и сильно повышает голос — секретарше приходится прикрывать ладонью трубку, чтобы не расслышали ожидающие в приёмной посетители. Но те, конечно, слышат и переглядываются ошалело.
“Будет исполнено”, — лепечет девушка в телефон. Кого-то разбирает хохот, приходится выбежать в коридор, однако неистовое ржание слышно и оттуда. Остальные посетители сдерживаются, прячут глаза. Секретарша с пылающими щеками цокает туфельками в соседний кабинет — к заместителю Шумяцкого.
Вслух произнести имя автора и название книги не решается, пишет на бумажке. “Ты ничего не перепутала?” — грозно уточняет зам. Та — в слёзы: “Меня же уволят! Если не принесу книгу — за ослушание. А принесу — за распутство”.
Зам: “Что за муха его укусила?” Она: “Кажется, муху звали Эйзенштейн”. — “Немедленно послать за этим провокатором! Пусть-ка сам явится и объяснится с шефом”.
Пока нарочные рыщут по Москве — ищут виновника заварушки, — секретарша беспрестанно роняет слёзы. Посетители в приёмной глядят кто сально, кто сочувственно, и все — понимающе: слух о том, что за книгу приспичило читать главному киноначальнику страны, причём читать неотложно, прямо в конторе, а возможно и в компании с юной сотрудницей, — этот слух передаётся от гостя к гостю, и каждый входящий в высокий кабинет уже в курсе.
Найти Эйзенштейна не могут. В библиотеку, естественно, так и не звонили. А Шумяцкий к полудню уже трижды беспокоился, не привезли ли заказ. У секретарши от беспрестанных слёз и волнения осип голос, остались одни фатальные нотки. Когда хриплым фальцетом она в ответ на сторонние звонки трагически бормочет: “Борис Захарович не может вам сейчас ответить”, — звонящие пугаются: “Уж не умер ли?”
После обеда Шумяцкий грозится лично поехать в Ленинку за желанной книгой и даже велит подогнать к подъезду автомобиль. Секретарша бежит за подмогой к заму, но говорить уже не в состоянии — лишь рыдает беззвучно, заткнув наманикюренными пальчиками рот. Заму ничего не остаётся, как взять удар на себя — пойти объясняться. Он тащит с собой за локоток и секретаршу (вдвоём не так страшно) — та брыкается, но уступает мужчине в силе, поэтому в кабинет они вваливаются вдвоём, взъерошенные, со сбитым дыханием.
Шумяцкий уже одет на выход, в дорогом пальто и каракулевой шапке. Алеет на лацкане тщательно выглаженный революционный бант.
— Не надо вам никуда ехать, — только и может произнести зам. — И книгу эту читать не надо.
— Что с вами? — обалдевает от эдакого нахальства шеф. — Вы пьяны? Оба? А ну пошли вон!
Зам перегораживает дверной проём и мотает головой: то ли отрицает опьянение, то ли отказывается выходить.
— Не нужна вам эта книга, Борис Захарович, вы уж поверьте. Я вам лучше своими словами перескажу. И даже пару куплетов наизусть прочту, если сильно захотите. Только не езжайте в Ленинку!
— Вы что, знаете этого Баркова?
— Его многие знают.
— И вы? — это секретарше.
Та пищит еле слышно, прикрывая ладонями нижнюю часть лица. Писк утвердительный: и я.
— Все знают, кроме меня, неуча, — мрачно поджимает губы Шумяцкий. — А ну читайте!
— Что читать?
— “Луку” этого наизусть читайте, раз обещались! Или соврали, что помните?
— Поэма эта, как бы корректнее сказать, не для публичного представления, а исключительно для индивидуального пользования.
— У нас трудовой коллектив, а не сборище индивидуумов. И секретов от коллектива у меня не имеется. Так что читайте.
Секретарша, что давно уже пятилась мелкими шажками прочь от мужчин в угол потемнее, ныряет в одно из гостевых кресел и скрючивается в нём, зажимая ладонями уже не рот, а уши.
— Читайте, говорю, не то лишу обоих годовой премии. Ну!
А заму уже и самому надоело мямлить и тушеваться.