Это рассмешило остальных сидящих за столом.
— В одной драке опять-таки хозяин попытался ударить цыгана вилами в спину, но промахнулся, рассек обе ягодицы. Цыган бросился наутек, и кровь брызгала из голенищ. Позже цыган говорил, что драка была так себе, пока хозяин не схватил вилы, — рассказывал пьяный парень.
Я промолчал, обе эти истории я слыхал еще десять лет назад.
— Однако надо здорово врезать голой рукой, чтобы у другого дух вон, — сказал один из парней.
— Нет, Калерво его не ударил! — заявил пьяный.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Я газетчик, потому и знаю, — утверждал он.
— А это тут при чем?
— Я не обязан разглашать свои источники информации. Я берегу источники информации, — сказал он.
— Дерьмовый корреспондент, — сказал я.
— Он работает в местной газете сборщиком объявлений, — со смехом сказал один из парней.
Ээро вошел в бар через кухонную дверь, девушка-барменша сказала ему что-то, и Ээро, обогнув стойку, пошел между столиками ко мне — он был в таксистской форме из серой диагонали и в меховой шапке, низенький, коренастый мужичонка. Бывший спортсмен, с возрастом он располнел, куртка у него была расстегнута, брюки съехали под пузо, а пузо, обтянутое серой рубашкой, нависло над поясом, как некая дополнительная часть тела.
— Пойдем к нам, — позвал он.
— Ээро точно знает, — сказал пьяный сборщик объявлений.
Я встал, оставил на столе недопитую бутылку и почти полный стакан пива и пошел за таксистом через кухню бара и по лестнице на верхний этаж, в квартиру Ээро над пекарней. Наверху в передней он кинул меховую шапку на полочку над вешалкой и повесил пиджак на крючок. Вошли в кухню, затем дальше в комнату. Ээро прогнал оттуда детей и жену в кухню и предложил мне сесть на диван.
— Целый день за рулем. Такая гонка, что, когда побежишь отлить, последнюю каплю стряхнуть некогда, — сказал он.
— Я ходил в арестантскую.
— И Карвонен пустил тебя?
— Пустил, хотя сначала и противился.
— А тут, внизу, что говорили?
— Что Калерво там и не дрался вовсе.
— И кто же из них об этом знает?
Я сказал, что больше не помню по именам многих деревенских парней. Ээро отгадал, кто со мной говорил, затем спросил, о чем шла речь в арестантской. Я сказал, что Калерво не помнит подробностей, вот я и стал спрашивать в деревне, не найдется ли какой свидетель драки, да, кроме него, никого пока не нашлось. Он сказал: «Чертова неразбериха!», встал и пошел в кухню, спросил оттуда, хочу ли я кофе, сразу же вернулся, держа в одной руке чашку на блюдечке, а в другой — ломоть булки.
— Ты, наверное, видел там лучше всех, — сказал я.
— Говорил ты уже с парнями-то?
— Не успел еще.
— Этот Нурминен — чертов драчун, с ним вечно приходилось скандалить. Он мне остался должен за несколько поездок, с кого теперь требовать? Я уже больше не возил его, пока он сперва не покажет мне бумажник. Он меня несколько раз провел, пока я его не раскусил, — сказал Ээро.
— Так что же там случилось на самом-то деле?
— Да я не видел, они что-то скандалили насчет поездки, — сказал Ээро.
— А ты ведь видел.