Я решаю подняться — ив самом деле поднимаюсь. Достаю из чемодана, все еще стоящего на столике, халат и накидываю его. Я делаю все очень медленно, рассчитывая заранее каждое движение и не отвлекаясь ни на что другое, — и у меня все получается. Я умываюсь, а когда возвращаюсь в комнату, Сеппо уже успевает собрать все свои вещи и относит их наверх, а оттуда стаскивает вниз мою одежду. Полностью одетый, я сажусь на стул и смотрю, как он переезжает.
IX
— Мне нужно съездить в университет, — говорю я.
— Каким образом? — спрашивает Сеппо.
— Закажи мне такси.
Сеппо делает срочный вызов. Я выкладываю все книги и бумаги из портфеля на стол. Надеваю в передней зимнее пальто, возвращаюсь в спальню, беру портфель и, сидя у окна, жду такси.
Скоро мне становится жарко, и я выхожу в прихожую. Следом выходит Сеппо, но стоять в одной рубашке ему холодно, и, чтобы согреться, он с силой хлопает себя по бокам.
— Думаешь, сам доберешься? — спрашивает он.
— Почему нет?
— Просто спрашиваю.
— Ты бы лучше в самом деле позвонил невесте, — говорю я.
— Всенепременно, — начинает он злиться.
— Я ей обещал.
— Уже слышал.
— И посмотри там, что нам нужно, сходи в магазин. А мне купи что-нибудь легкое из еды. У тебя есть деньги?
— Догадайся, — говорит он.
— У меня в ящике письменного стола, наверху, лежат. Возьми, сколько тебе нужно. Тебе придется выплачивать что-то невесте?
— Не думаю. Я им портрет продал, они мне за него заплатили. И расписка есть.
— Но она говорила, что деньги из наследства, а оно еще не поделено между наследниками.
— Какая разница, они все вместе заказывали картину.
— Ну, тем лучше, — говорю я.
Такси останавливается у калитки и ждет. Я выхожу наружу, и у меня сразу перехватывает дыхание от холодного воздуха; стоя на крыльце, я вижу, как таксист, вытянув шею, старается заглянуть во двор, потом, увидев меня, вылезает из машины и обходит ее, чтобы открыть заднюю дверцу. Я иду по двору. Этот путь до калитки, столь привычный и незаметный раньше, теперь требует неослабного внимания. Добираюсь до машины, здороваюсь и сажусь на заднее сиденье, с трудом втаскивая ноги; шофер захлопывает дверцу и идет на свое место.
— В университет. К химическому институту, — говорю я, и водитель молча трогает с места.
Я стараюсь не вертеть головой и сижу, глядя прямо перед собой. Постепенно у меня возникает чувство, что мои глаза больше и не могут видеть ничего, кроме дали впереди, как будто по бокам выросли стены, и я смотрю на мир из глубокого колодца и мир плывет передо мною. Я начинаю вращать глазами, по-прежнему не двигая головой, и от этого мне становится совсем нехорошо. Я хочу скорее добраться до места, но никак не могу понять, где мы едем, потому что смотрю только прямо и перед глазами у меня все плывет.
У водителя, молодого медлительного парня, включен магнитофон. Но музыки я не слышу, только понимаю, что что-то играет. Вижу, как он поворачивает, и тут же, следом, медленно начинает подниматься и падать улица. Потом я угадываю деревья с голыми ветвями, темно-зеленую хвою елей и посветлее — сосен.
Я все жду, когда же наконец появятся знакомые дома, но вместо них бесконечно тянутся желто-серые стены с темными провалами окон. Мне становится страшно, что я не дотяну до университета и все усилия тогда окажутся напрасными.
Машина останавливается, и все вокруг тоже останавливается, застывая на месте, и я сразу чувствую это.
— Двадцать марок, — говорит водитель.
Я извлекаю из нагрудного кармана пиджака бумажник, что оказывается совсем не просто, когда сверху надето пальто, и вынимаю десятки и пару монет.
— Сами сумеете дойти? — спрашивает водитель.