— Да, разумеется, — уверяю я.
— Хотите — оставайтесь в машине, а я схожу и куплю все, что нужно, — предлагает он.
Это звучит соблазнительно, я отдыхаю и смотрю в окно; мы подъезжаем к рынку со стороны старых рядов, позади которых виднеется море, а перед ними устроена стоянка. У входа на рынок водитель останавливается.
— Только скажите, что нужно. Я куплю, — повторяет он.
— Боюсь, что я и правда сам не смогу.
— Да мне нетрудно, я куплю.
— Но мне бы все-таки хотелось тоже зайти на рынок.
— Ну, как знаете.
— Давайте пойдем вместе, может быть, вы тоже себе что-нибудь купите, — предлагаю я.
— Я буду нести продукты, — соглашается оп и вылезает из машины.
Мы идем к рынку, и я чувствую себя древней развалиной по сравнению с пим; чтобы передвигать ноги, мне каждый раз нужно собираться с силами, приказывать себе сделать еще шаг и при этом удерживать равновесие с таким же трудом, как человек, впервые вставший на коньки; шофер крутится вокруг меня, забегает вперед, чтобы открыть сначала одну дверь, потом другую, — этакий бойкий старичок, избавленный даже от геморроя; так мы входим на рынок.
Я сразу иду по залу налево, туда, где обычно покупаю рыбу у одних и тех же старушек. К ним стоит народ, и я отхожу в сторону, дожидаясь своей очереди. Они замечают меня, приветливо улыбаются, говорят:
— Профессор сегодня что-то не в форме.
— Да что вы, я еще молодец.
— А выглядите неважно почему? — спрашивают.
— Пора, старый уже, — отвечаю я.
— О-хо-хо, старый, моложе нас, — говорят они.
— Да вы еще не родились, а я уже дедушкой был, — возражаю я.
— Ай да профессор, что он говорит, — всплескивают они руками и смеются.
Их помощница оставляет рыбу и подходит поближе, они пересказывают все ей, и опа смеется таким же милым старушечьим смехом.
Я покупаю копченого сига, которого они очень хвалят. Они заворачивают его в промасленную бумагу, а потом в газету и всовывают мне под мышку похожий на бревно сверток. Я расплачиваюсь, беру сдачу и передаю сверток водителю, который легко, как бутылку, перебрасывает его из одной руки в другую.
Мне нужен еще хлеб, и, поблагодарив старушек, я иду по проходу дальше. В центре зала я покупаю два свежих хлебца и прошу их завернуть отдельно. Один хлебец вручаю шоферу. Он сначала отказывается, но устоять перед соблазном не может, и мы идем к выходу. Я держу хлеб в руке и по дороге оглядываю ряды — коричневые прилавки, на которых разложены красные тушки семги с непременными ценниками рядом, пучки зелени, белые круги домашнего сыра.
Мы выходим на улицу, водитель погружает меня в машину и захлопывает дверцу.
— Теперь домой? — спрашивает он.
— Да, пожалуй, — нерешительно говорю я. Но тут же, пока мы еще не успели тронуться, прошу: — Купите мне, пожалуйста, еще домашнего сыру, я сейчас только сообразил. Знаете, там же, где я покупал хлеб. Там еще вывеска с именем какого-то бывшего министра, вы сразу заметите. Я не могу вспомнить фамилию, но вы, когда увидите, вспомните.
— Да я и так знаю, где это, — говорит водитель.
Я даю ему деньги, и он идет обратно на рынок, а я остаюсь ждать в машине. Я вспоминаю, как поджаривали сыр у нас дома: в очаге собирали побольше углей, мать раскладывала на доске сыр, приготовленный из свернувшегося парного молока, а потом, сидя возле очага, с пылающими от жара лицом и руками, пекла его на раскаленных углях; пылающий очаг в полумраке избы и пылающее лицо матери, блики от огня на ее волосах и одежде — все это и сейчас стоит у меня перед глазами, и снова я ощущаю во рту вкус сыра, только что вынутого из-под гнета, и чувствую его горячий запах, и слышу, как хрустит на зубах поджаренная корочка.
Все это сохранилось в моей памяти: изба, которой уже давно нет, наши комнаты, двор и разные постройки во дворе. Все они были такими, какими их создал мой отец, и каждая вещь и каждое строение имели свое назначение, определенное для них отцом; а теперь я один помню, как они выглядели; и вот я умру — что же, ничего от них не останется, даже памяти?
Водитель возвращается с рынка, усаживается на свое место и протягивает мне сверток с сыром и сдачу. Мы разворачиваемся и едем обратно по той же улице, мимо стоянки и старых рядов.
У калитки я расплачиваюсь, водитель благодарит за хлеб и предлагает помочь мне внести покупки в дом. Но мне кажется, что я справлюсь сам, хотя вещей действительно многовато; тогда он уезжает в сторону города.