— Все, да не все.
— Конечно, я все время меняюсь, — заметил я.
— Зачем?
— Как зачем? — возмутился я. — Я ведь могу еще стать кем угодно, например, верующим, или художником по рекламе где-нибудь в газете, или художественным директором рекламного агентства.
— Конечно, можешь, — согласилась Мирья.
— Ты только подумай, какой перспективный мужчина и сколько девиц из-за меня друг другу перегрызли бы глотку. И ведь я широко образован: и университет, и Высшее училище, да я могу и на телевидение пойти, — продолжал я.
— Туда определенно можешь.
— Так, пойду на телевидение, в редакцию по Лапландии, буду рисовать для них заставки. Или нет, я стану заведующим рекламой пива «Золото Лапландии», пройду пешком через всю Лапландию и буду рисовать туземцев, сидящих на своих сопках с бутылками в руках, — это у меня получится.
— Нет, не получится.
— Но я могу попробовать.
— Ты уже не раз пробовал, и ничего у тебя не выходило.
— Это было тогда, а теперь совсем другое дело, — возразил я.
— Ты, наверное, глупый, — предположила она.
— Выходи, девица, за меня, ни горя, ни печали знать не будешь, — сказал я.
— Об этом мы говорить не будем.
— Ну послушай, мы поженимся, и я тут же поступлю на работу в фирму «Похъёлан Войма» — я ведь успел изучить электротехнику в училище в объеме, вполне достаточном для домашнего пользования. Или поедем работать на электростанцию в Утаярви, — воодушевился я.
— Ни о каких «поженимся» не может быть речи, — отрезала она.
— Ну, нет так нет, — согласился я, видя, что к ней уже вернулось хорошее настроение.
Мы спустились, миновали улицу с магазинами и вышли к бульвару, посреди которого стояли голые деревья, странно изогнутые и бугристые, как на картинах безумного Ban Гога.
Мы повернули вниз, к площади Пигаль, и пошли к метро, держась за руки и разглядывая по дороге витрины магазинов и вывешенные в окнах ресторанов меню. Около входа в метро стояло высокое серое здание — трансформатор, и мы зашли за него, чтобы посмотреть на схему метро. За домом стояли три проститутки, поджидавшие клиентов. Когда мы подходили, одна из них, блондинка с лошадиной физиономией, распахнула пальто, под пальто опа была совершенно голая; я молча прошел мимо, зажав в руке скомканную схему. Мирью это рассмешило, я взял ее за руку и повел к метро. Спускаясь по лестнице, я оглянулся: женщины смеялись, и блондинка, показывая на меня пальцем, что-то объясняла своим товаркам.
V
Когда мы вышли из метро на другом берегу реки на площади Сен-Мишель, оказалось, что идет дождь, и мы зашли в кофейню переждать его. Было непохоже, что он зарядил надолго; и действительно, пока мы пили кофе, дождь прекратился, оставив в воздухе запах свежести. И когда мы поднимались вверх вдоль реки, улицы уже высыхали.
Мы никак не могли решить, где будем обедать, — ресторанов было много, мы смотрели на вывешенные цены и заглядывали внутрь в окна или двери. Наконец мы решили зайти в какой-нибудь китайский ресторанчик; чтобы заглянуть в их окна, мне приходилось поднимать Мирью — окна были высоко над землей и перед ними были ширмы. Мирья проверяла, есть ли в ресторане посетители, — я считал это верным признаком хорошей кухни.
За православной церковью шел квартал с китайскими, индонезийскими и вьетнамскими ресторанами; мы выбрали один, показавшийся нам достаточно дешевым и чистым, где сидели несколько человек восточного типа. Мы повесили свои пальто на вешалку у стены и вслед за учтивым восточным человеком прошли к столику. В глубине зала в стене было окошечко, сообщавшееся с кухней, через которое повар на своем цокающем языке переговаривался с сидящим за ближайшим столиком большим семейством, представленным тремя поколениями; официант тоже пошел поговорить с ними, пока мы читали меню.
Потом нам принесли бокалы с чем-то розовым, и официант объяснил по-английски, что это фирменный напиток; мы заказали еду и попробовали его, он казался слабым и сладковатым, но во рту оставался вкус крепкого вина.
Я сидел спиной к залу и не мог видеть, кому Мирья вдруг улыбнулась, а потом еще раз. Я поинтересовался в чем дело, и она объяснила, что какой-то мужчина, сидящий позади меня, улыбался ей и поэтому ей пришлось тоже улыбнуться в ответ. Я разозлился. Съел все, что принесли, заплатил, и мы вышли.
— Знаешь, я всегда знала, что ты ненормальный, но не думала, что до такой степени, — сказала Мирья на улице.
Я перевел ее через дорогу, держа за руку; дойдя до бульвара Сен-Жермен, мы прошлись по нему туда и обратно. Всю дорогу я молчал; Мирья захотела посмотреть на какую-то витрину и задержалась около нее, а я пошел дальше, не останавливаясь; Мирья побежала следом и, догнав, взяла меня под руку. Так мы дошли до угла бульвара Сен-Мишель и направились по нему вверх, к Люксембургскому саду.
— Тогда, в первый раз, когда ты меня бросил, еще когда мы учились, я думала, что есть какая-то причина, в которой ты не хочешь признаться, — сказала Мирья.
— Нет, — сказал я.