Читать книгу «Река течет через город. Американский рейс» онлайн.

Я пригубил, у «рикарди» был легкий лакричный вкус, вполне приятный, я стал пить дальше.

— А что с отцом? — спросила Мирья.

— Опухоль в животе, ну и всякое другое.

— Почему его не оперируют?

— Уже прооперировали, но слишком поздно. Они все зашили и велели начинать ждать конца, — объяснил я.

Я принялся изучать меню. Оно было написано от руки и не очень разборчиво. Я спросил Мирью, что она хочет: при таком изобилии закусок, горячих блюд и десерта мне одному было трудно на что-нибудь решиться, и мы стали выбирать вместе. Старик подходил пару раз и удалялся, недовольно сопя и бормоча что-то себе под нос; наконец, когда он появился в третий раз, мы заказали еще два «рикарди», что его порядком изумило, но он тем не менее покорно их принес.

Потом мы заказали еду и вино и, пока ждали их, прихлебывали свой «рикарди», от которого в желудке разливалось тепло и пить который было приятно.

На закуску я решил взять устрицы, старик принес их на большом металлическом блюде, на котором шершавые продолговатые раковины были переложены тонкими пластинками льда и ломтиками лимона; отдельно был подан соус в металлическом соуснике и хлеб на разных тарелочках.

Я взял устрицу, посмотрел, как она сжимается, выдавил в нее лимон и, отделив ее зубцом вилки от раковины, поддел и отправил в рот. У нее был легкий привкус лимона и моря; я выпил оставшийся в раковине сок и ополоснул рот.отличным холодным вином — белым сухим вином, маленькую бутылочку которого старик принес в металлическом ведерке со льдом.

— Старый распутник все еще резвится, — сказал я.

Мирья ела свой салат и смеялась надо мной и моими устрицами. Я, однако, съел всю дюжину, выпил полбутылки белого вина и почувствовал, что вполне насытился; когда старик принес на блюде мясо с салатом и тонкими ломтиками картофеля, я налил себе в другой бокал красного вина и попробовал его — у него был отменный мягкий вкус; я наполнил бокал Мирьи, потянувшись через стол, звякнул о него своим бокалом и начал, смакуя, пить вино.

— А теперь, сударь, вы, кажется, собрались напиться, — сказала Мирья.

Десерт я уже есть не мог, сидел и смотрел, как ела Мирья. И удивлялся, как в ней все это помещается. Потом был крепкий черный кофе с коньяком; кофе мы пили из расписанных чашечек, а для коньяка были маленькие рюмки. Коньяк был выдержанный, и я пил уже вторую рюмку, когда в дверях появилась женщина и начала петь; я обернулся: женщина была молодая и довольно дюжая, но это не выглядело уродливо, мужчина аккомпанировал ей на маленькой гитаре. Спев несколько песен, они стали обходить посетителей, собирая деньги. Я вытащил из кармана пять франков и отдал ей. Потом мы спросили счет, оделись и вышли на улицу.

Мы прошли немного вперед, к «Домэ», и сели за столик в глубине террасы, у задней стены. Народу было много, но официант быстро принес наш заказ. На углу улицы стоял лоток, за которым черноусые ребята открывали ножами устриц и других моллюсков, вода стекала с лотка на тротуар, а оттуда в сточную канаву. Черноусые, в белых куртках, повязанные большими полотенцами, ловко орудовали ножами и работали безостановочно. Мимо них двигались два людских потока — одни, лавируя среди машин, пересекали бульвар и устремлялись к «Ротонде» и «Селекту», а другие направлялись в сторону узких улочек с ночными клубами.

Я подумал о своей работе, о магистерше, и мне стало тошно. Я взял рюмку с коньяком и отпил немного. Мирья тоже заказала коньяк, но пить его не стала и, как только я покончил со своей рюмкой, отдала его мне. Выпитое начало оказывать свое действие. Я решил, что могу поступить так, как захочу, если уясню для начала, чего я хочу, а затем буду считаться только со своими желаниями — во всем, кроме живописи, потому что теперь я наконец уяснил, что картины созревают сами и что иногда их лучше отложить на время в сторону. Потом, когда придет их срок, они сами напишутся. Вот чему я научился, и на это у меня ушло много времени, как и на всякую другую науку.

Через террасу проходили в ресторан нарядно одетые люди, семьи с детьми — вкусно поесть, поболтать с приятелями, — и дети сидели за столами вместе со взрослыми, хотя было уже поздно. На тротуар падал свет с террасы и из ярко освещенных витрин магазинов, до сих пор открытых; около остановки я увидел негров, торговавших разложенными на ткани фигурками, украшениями и деревянными разрезными ножами; белые яркие зубы блестели на черных лицах. Проезжая часть освещалась хуже, в основном фарами проносящихся машин, то и дело сигналивших пешеходам, пытавшимся перейти дорогу.

К ресторану подъехал большой туристский автобус, из него высыпалось полсотни американок, направившихся в ресторан промочить горло. Вскоре они показались опять, спеша на следующий объект; туда и обратно они проходили через террасу строем, их лица, разглаженные и подтянутые, были покрыты, как штукатуркой, толстым слоем краски.

— Что-то вы, сударь, совсем притихли, — сказала Мирья, беря меня за руку и наклоняясь над столиком, чтобы увидеть мое лицо.

Я отвел взгляд, скользнул вниз, по ее губам, шее и, едва встретившись с ней глазами, стал смотреть куда-то вдаль, мимо нее, и террасы, и улицы.

— Что это за помолвка, о которой ты говорил? — спросила она.

— Потом объясню, — сказал я.

— Нет, не потом.

— Но, во всяком случае, не сейчас.

— Прошу тебя, скажи.

— У меня в самом деле на завтра назначена помолвка. Все уже было подготовлено и договорено. Я просто не смог. Сбежал сюда, — сказал я.

— Сумасшедший.

— Наверное.

— И что же теперь будет?

— Ничего, наверное.

— А сейчас ты начал думать об этом.