Читать книгу «Река течет через город. Американский рейс» онлайн.
— Разве ж это много?
— Конечно, если сам ты метр семьдесят один, — сказал сын, я поглядел на часы и сказал, что надо поторапливаться.
Сын отнес чашки в мойку и, оставив их там, напустил туда воды, вытряхнул окурки и пепел из пепельницы и положил ее в раковину к чашкам, мы вышли из дома, сели в машину и поехали за Анники.
Наверх я поднялся один. Брат Анники ушел на собрание, Анники не хотела тащиться куда-то в университет, но я упрашивал, и она оделась и пошла со мной.
В машине она заняла место на заднем сиденье рядом с художником, который тут же стал знакомиться с ней, произнося замысловатые фразы, чем вызвал недовольное ворчание отца, сидевшего рядом со мной, впереди.
— Да мы уже вчера виделись, я Анники Таскинен.
— Как же, помню, — сказал сын.
— Неужто помнишь? — спросил отец.
— Еще бы ему не помнить. Он ведь танцевал со мной. — Помнишь, ты даже обещал написать ее, — сказал я. — Все помню, — утверждал сын.
Мы подъехали к университету. Я оставил машину на площадке перед главным входом, запер дверцы. Пихлая-отец уже поднимался по парадной лестнице, Анники сунула свою руку в мою ладонь, а художник подошел к ней с другого бока и взял ее под руку, люди уже шли с обеих сторон: от парковочной площадки и от автобусной остановки, лестница была из серого нясиского гранита, перед дверью решетка, мы вошли в дверь и пошли через длинный вестибюль к гардеробу у задней степы.
Старик Пихлая отдал пальто пожилым гардеробщикам. Сын шел за ним следом, стягивая на ходу пальто. Нам выдали акриловые номерки с выдавленными цифрами, окрашенными в синий цвет. Я положил номерок в карман пиджака и попытался всучить гардеробщицам деньги, но они не взяли.
— Это же тебе не кабак, — заметил сын.
Мы поднялись вслед за профессором по лестнице на второй этан? и вошли в какую-то дверь. Оказались в большом зале, где слева у самой двери была деревянная кафедра и за ней — зеленая доска во всю стену, перед кафедрой возвышались амфитеатром длинные ряды столов и скамеек вплоть до задней стены аудитории.
Профессор остался на кафедре и принялся выкладывать из портфеля книги и пачки бумаг. Мы пошли по лестнице сбоку от столов на самый верх амфитеатра, в передних рядах уже сидели молоденькие девушки и юноши, которые рассматривали нас, мы уселись на самой последней скамье у стены.
— Тут опять чувствуешь себя полноправным академическим гражданином, — сказал Пихлая-сын.
— Совсем не чувствую, — сказал я.
— Тебе не хватает фундаментального образования, — определил он.
Мы сидели и ждали, когда же начнется. Людей все прибывало, сначала они заполняли нижние скамьи, потом все выше и выше, по аудитория была столь велика, что между ними и нами оставались еще свободные ряды.
— Слушай, уйдем отсюда, — начала было Анники.
— Да не тревожься ты, — попытался успокоить ее Пихлая-сын.
— Поглядим маленько, — сказал я.
В четверть восьмого профессор подошел к двери, закрыл ее и вернулся обратно за стол. Он разглядывал аудиторию, ожидая, когда стихнет гул разговоров.
— Я должен был сегодня читать вам обзорную лекцию о неорганической химии, о ее истории и еще кое о чем, и я подготовил для этого вот такую пачку бумаг, — сказал профессор и помахал этой пачкой, затем положил ее на стол и подровнял листки, постучав краем о столешницу. — Но все же я не собираюсь читать вам то, что написано на этих бумажках. Предполагалось, что первую часть лекции я прочту сегодня, а вторую — через неделю в этой же самой аудитории и в тот же самый час. И я не намерен отступать от этого плана. У меня с собой только что вышедшая в свет книга. Я пущу ее по рядам, и вы сможете немного с ней ознакомиться. Буду говорить о том, что написано в книге: на следующей неделе расскажу о результатах исследований, а сегодня немного об их истории.
Профессор подошел к первому ряду и дал один из принесенных мною экземпляров книги сидящей с краю девушке. Она взяла ее и принялась перелистывать. Профессор вернулся обратно на кафедру, прошелся там взад-вперед и начал лекцию, слегка запинаясь на некоторых словах, но вскоре заговорил четко и складно.
— Несколько лет назад мне в руки попался учебник химии на немецком языке, и я прочел его с большим интересом, хотя изложенные в нем взгляды полностью отличаются от тех, которые сложились у меня в результате нескольких десятилетий моей научной работы и которые я считал само собой разумеющимися истинами химии. Согласно теперешним общепринятым и моим тогдашним взглядам, закон сохранения материи является одним из тех отправных пунктов, которые уже не требуют в химии доказательств. Согласно нашим представлениям, материя не может возникнуть из ничего и один первичный элемент не может превратиться в другой, кроме как с помощью ядерной реакции. Однако в учебнике утверждалось, что в органической природе химические элементы изменяются в процессе роста растений. Моей первой мыслью, естественно, было, что утверждение ошибочно или основано на ошибке, но, ознакомившись с результатами обширных исследований, я вынужден был констатировать, что опыты проводились согласно научным требованиям, и я подумал, что ведь фактически я не доказал себе закон сохранения материи и невозможность самовозникновения элементов. Я просто принял это как аксиому. Ведь нигде я не встречал, чтобы это было доказано экспериментально. К закону в свое время пришли на основе выводов из закона Авогадио, и поныне все это фундаментальное, основное для такой экспериментальной науки, как естествознание, утверждение по-прежнему зиждилось на сомнительном выводе. Мне пришлось тогда признаться себе, что я десятки лет вел работу и строил целое мировоззрение на основе того, что никогда, никем, никоим образом не было доказано. И в том учебнике утверждалось, что истина, лежавшая в основе моего мировоззрения, ошибочна, это доказывалось опытами, серьезность и верность которых можно было когда угодно проконтролировать, повторив их в современной химической лаборатории. Приведенная в учебнике серия экспериментов длилась десять лет. Я считал, что справлюсь быстрее, надеялся за более короткое время получить подтверждение тому, что в организацию тех экспериментов вкралась все же какая-то ошибка, которую я не заметил при чтении, но которую можно выяснить в лабораторных условиях, и тогда я смогу вернуться к старому, привычному образу мыслей, к тому, чему меня учили еще в школе и на основе чего я делал дело моей жизни, написал в этой области учебников, может быть, больше, чем кто-либо другой в нашей стране, и дал естественнонаучное мировоззрение сотням студентов.
Организация опытов была простой и не требовала приборов, каких не было в моем распоряжении. Наибольшая трудность заключалась в том, чтобы поставить эксперимент в атмосфере нынешнего университета. В течение тех трех лет, когда проводились опыты и информация о них понемногу распространялась, отношение моих сотрудников ко мне совершенно изменилось. Осмелюсь сказать, что до начала опытов ко мне относились и среди ученых, и по всей стране с почтительным уважением. Я старый человек и немало потрудился за свою жизнь. Многие ученые, преподающие в университете, когда-то были моими студентами. Но за эти три года я приобрел репутацию чокнутого, сумасшедшего. Вы знаете об этом, и я тоже знаю. Об этом теперь говорят если и не совсем в открытую, то по крайней мере вполголоса.
Я не делал секрета из своей работы, и отдельные части ее становились известны по мере того, как студенты завершали связанные с ней небольшие циклы опытов. Стали ходить различные слухи. Опытам, которые были проведены в заданных условиях и полностью признанными методами анализа, не хотели верить. Вера — странная штука, а вера в авторитеты особенно. Наука — это религия. В ней сегодня есть свои старые пророки, а у этих пророков свои догмы. Но наука должна бы быть размышлением, а не просто верой, а уж естествознание и подавно.
Эти исследования теперь повторены по крайней мере три раза за столетие, и результаты получены одинаковые. Неорганические первоначальные элементы в процессе развития растения меняются, превращаются в другие. Впервые опыт был поставлен в девятнадцатом веке немецким исследователем Герцеле, имя которого в наши дни химикам ничего не говорит. Он проводил свои опыты в то же самое время, когда Либих и его единомышленники заложили основы современной химии. Огромный ущерб нанесло то, что исследования Герцеле тогда подверглись замалчиванию. Они замалчивались, ибо не согласовывались с догмами Либиха и его последователей. Приобщение исследований Герцеле к развитию неорганической и органической химии избавило бы нас от тех больших трудностей, перед которыми мы стоим сегодня, когда химия, как и другие естественные науки, используется согласно догмам Либиха, а базирующиеся на химии промышленность и сельское хозяйство за сто лет проделали путь развития, какой невозможно было предвидеть.
Я не знаю, как Герцеле пришел к мысли начать свои эксперименты. О нем не сохранилось таких анекдотов, как о Ньютоне, которому упавшее на голову яблоко якобы дало толчок к открытию гравитационной теории. А ведь Ньютон мог бы плодотворно подумать и о том, как это яблоко появилось на дереве. Но он этого не сделал, в чем и проявилась его ограниченность. О Герцеле не сохранилось анекдотов, и вообще о нем известно немного.
Лишь часть тех достойных внимания опытов, которые производил в частной лаборатории Герцеле, дошла до нас. С помощью простого анализа пепла он установил количество содержавшихся в семенах некоторых растений химических элементов — фосфора, калия, натрия. Он проращивал семена этих растений в фарфоровой посуде, поливая их дистиллированной водой. Семена прорастали какое-то время — сколько возможно без того, чтобы высаживать их в землю, — и затем Герцеле делал новые анализы пепла. Они показывали увеличение количества некоторых элементов в процессе прорастания, хотя при постановке опытов не было привнесено извне никаких новых веществ, если не считать дистиллированную воду. Он использовал для опытов многие растения, и многократно повторял опыты, и делал выборочные проверки. Результаты были неоспоримыми. Некоторые растения в процессе роста перерабатывали одни элементы в другие. Проращивая растения в соляных растворах определенной концентрации, он заметил, что изменение элементов было еще большим. Он считал доказанным в результате своих экспериментов, что некоторые растения в состоянии превращать двуокись углерода в магний, магний в кальций, кальций в фосфор и фосфор в серу. Герцеле опубликовал свои исследования и отрицал в этих трудах разделение химии на органическую и неорганическую. Он считал разделение невозможным, считал, что его не существует. Его замалчивали, словно его самого не существовало, большая часть его исследований утеряна.