— Известное стремление Сибелиуса[13] к национальной идее в искусстве, по-моему, единственно правильное: на своем национальном материале создать что-то ведущее весь мир вперед. Ведь недаром человек рождается представителем определенной национальности, — сказал отец Пихлая.
— Это не слова Сибелиуса, — сказал сын.
— Я знаю, — ответил отец.
— Сибелиус был просто самоуверенное дерьмо, — провозгласил сын.
— Не соответствует истине, — возразил отец.
— Ну, не знаю, зато я станцую сейчас вальс с этой очаровательной девушкой, — сказал сын.
Он встал перед Анники и, поклонившись, шаркнул ногой так, что ковер задрался, он совсем убрал его, свернув в рулон, и поставил Анники на середину комнаты. Они начали танцевать, но такими маленькими шажками, что почти не двигались с места.
— Когда моя книга будет готова, может, принесете мне сразу парочку экземпляров, — попросил профессор.
Я пообещал. Смотрел, как танцуют художник и Анники, похоже было, что художнику трудно держаться прямо; профессор объяснял, как волнительно для него опять, спустя много времени, издать книгу, больше всего он волновался, когда публиковал докторскую диссертацию, но потом он выпустил столько книг, что потерял способность волноваться по этому поводу, он рассказывал содержание этой книги и еще о тех опытах, которые проводил на протяжении трех лет в университете сам или просил провести других, и о том, что вокруг этих опытов поднялся шум и может, пожалуй, снова подняться вокруг этой новой его книги.
— У нас в типографии идет волынка, угрожают забастовкой, но, наверное, все уладится. Два-три экземпляра смогу принести сразу же, — пообещал я.
— Ах, вот оно как?
— Ну, это скоро уладится.
— А в чем там вопрос?
— В деньгах.
Пластинка кончилась, и художник подвел Анники ко мне, поклонился, она села рядом, он предложил мне пива и хотел налить Анники ликера, я остановил его, он пошел к проигрывателю, поставил новую пластинку, а затем вернулся и опять пригласил Анники танцевать.
— Ишь, разошелся, — сказал старик Пихлая.
— Пусть танцуют, — сказал я.
— Моя бывшая жена терпеть не могла меня такого, каким я был тогда. Ушла от меня, а Сеппо оставила. Она была художественной натурой, способности у Сеппо от нее, от меня он ничего не унаследовал. Я-то думал, раз он мой сын, то мог бы заняться естествознанием, полагал, что это далось бы ему легко. Но ничего не вышло. Если бы жена продержалась со мной до сих пор, мы стали бы относиться друг к другу иначе, — сказал профессор.
— Такова жизнь, — вставил я.
— Похоже, что о многом я только теперь думаю так, как она думала уже тогда. А что она теперь думает? Не видел ее уже двадцать пять лет. Помню ее только молодую, примерно тридцатилетнюю. Должно быть, она теперь тоже старая, — сказал он.
— Наверное, — согласился я.
Посмотрел на часы, был уже двенадцатый час, а утром к семи надо было идти на работу. Художник больше не приводил Анники обратно посидеть, а менял пластинки и продолжал танцевать. Профессор пошел в кухню и позвякивал там посудой, через некоторое время он вернулся, принес чайную чашку с кипятком и принялся заваривать чай с помощью специального пакетика, спросил, не хочет ли чаю кто-нибудь из нас, но сын отверг его предложение: пива еще хватало и даже водка была; отец прочитал ему мини-лекцию о влиянии алкоголя на духовную сторону человеческой личности, это рассмешило сына, отец напомнил, что обычно все время предупреждают о вредном влиянии алкоголя на человеческий организм, однако не это важно, ибо плоть все равно съедят черви, духовная сторона гораздо важнее.
Когда очередная пластинка остановилась, я собрался уходить, хотя художник пытался этому воспрепятствовать. Все же он услужливо подал Анники в передней пальто, пообещал позвонить и вообще поддерживать с нами связь, вышел во двор проводить нас, помахал с крыльца и, когда мы выходили со двора на улицу, крикнул нам вслед: «Всего доброго!»
Опять похолодало, лужи уже покрылись ледяной коркой, а в чистом небе светился полумесяц. Я объяснил Анники, как определить, старый это месяц или молодой — согласно той букве, которую можно образовать с помощью видимой части.
— Отсюда идти так же долго, как и сюда, — сказала Анники.
Я подтвердил, мы пошли по металлическому виадуку над железной дорогой и по улице, идущей от пляжа.
— Жуткий мужик этот художник, заставлял меня танцевать не переставая. Я нипочем не пойду ему позировать, даже для алтарной картины в соборе, — сказала Анники.
— И не позируй, если не хочешь.
Мы перешли мост через реку и шли дальше вдоль берега, мимо старого кожевенного завода и через парк к центру города.
— Я вот что думаю, мы могли бы обручиться и заняться поисками квартиры, а затем, когда найдем квартиру, и пожениться, — сказал я.
[13] Сибелиус, Ян (1865 — 1957) — финский композитор, глава национальной музыкальной школы.