Читать книгу «Река течет через город. Американский рейс» онлайн.

Мать все предлагала и предлагала Анники булочки, и пирожные, и торт, украшенный ломтиками банана, и сетовала на скромность и бедность угощения, Анники заверяла ее в обратном, и они препирались так долго, что брат стал урезонивать мать, чтобы она прекратила насилие над Анники.

— Да я не насильно, но надо же попотчевать. Она ведь стесняется, чужая еще, — сказала мать.

— Ничего, Анники умеет за себя постоять, — сказал я.

— У отца была раньше привычка говорить, что маленькая брюнетка умеет постоять за себя. Но Анники-то не брюнетка, скорее блондинка, — сказала мать.

— Большая и светлая, — сказал я.

— Эти сыновья своему отцу не верят, — посмеивался отец в кресле-качалке.

— Такие женщины с возрастом толстеют. Со мной самой это случилось, когда я ждала Ильмари: вес поднялся до семидесяти пяти, да так и остался. Но когда ждала Калерво, вес даже и не поколебался. У меня был жуткий аппетит, и отец все время подбивал есть. Сам-то он расхаживал по лесам целыми днями и заказывал, чтобы я готовила блюда посытнее, а потом подбивал меня саму есть их, и я ела. Вот и стала такой толстой старухой, — сказала мать.

Ни у кого не нашлось ничего добавить к этому. Встали из-за стола. Анники попыталась помочь матери носить в кухню грязную посуду и мыть, но мать, конечно же, ей не позволила, взяла за руку, отвела обратно к дивану и усадила, нажав сверху на плечо.

— Ну, теперь мы пойдем, — объявил я.

— Да успеете еще. Деревня никуда не денется, — сказала мать.

— После сидения за рулем полезно немного пройтись, — сказал я.

— Идите, идите. Я вас не задерживаю, — сказала мать.

— Пошли с нами, — предложила Анники моему брату.

— Зачем же я буду мешать счастью молодых, — сказал брат.

— Этому не помешаешь, — сказала Анники.

Я тоже позвал брата с нами, и он отправился в комнату надеть куртку и ботинки. Одевшись, он прошел через кухню в переднюю, мать тут же принялась выговаривать ому, что надо было отпустить нас идти вдвоем, взрослый мужик, а таких вещей не понимает.

— Пошли, — сказал брат и вышел первым.

Я подал Анники пальто и сам натянул куртку, мать еще подошла сказать, чтобы мы долго не гуляли и чтобы не простудились, особенно Анники, ведь она городская и не привыкла долго быть под открытым небом, да еще в деревне.

— Но я же тепло оделась, — сказала Анники.

— Такая осенняя погода обманчива, — поделилась мать жизненным опытом.

Наконец вышли из дома во двор. Мать следила за нами из окна кухни, брат обошел вокруг моей машины, даже^. заглянул вниз, под колеса, подергал спереди и сзади за бамперы и, заглянув в кабину на приборный щиток, сказал, что амортизаторы в порядке, я сказал, что сменил амортизаторы, проехав пятьдесят тысяч километров, что почти у всех марок машин они к этому времени изнашиваются, брат стал рассказывать, что, пока он был в армии, у машины отца отказали амортизаторы и ни отец, ни мать не догадались их сменить, отец говорил, что у них обоих с матерью к старости стало так болеть в спине, что, когда охали в машине, каждая ямка на дороге вызывала у них мучения, мать опасалась за почки и сделала в больнице анализы, а врач прописал ей такие сильнодействующие лекарства, что у нее даже память отшибало, свое имя и то забывала, но брат, вернувшись из армии, сменил амортизаторы, и тогда боли в спине у них прекратились.

Мы вышли со двора на дорогу и зашагали по березовой аллее мимо киоска и дома Союза молодежи в деревню, в баре за окнами видны были людские головы, а напротив стояло новое приземистое здание кооперативного магазина, и я рассказывал Анники, что раньше на его месте был деревянный двухэтажный дом, а в нем магазин и в дальнем конце первого этажа — бар, где всегда сидело несколько деревенских спекулянтов, у которых можно было в субботу по пути на танцы купить из-под полы бутылку водки и выпить ее, смешав с лимонно-содовой в задней комнате, предназначенной для столующихся, и что в баре работала официанткой девушка по имени Крета, и все завсегдатаи бара говорили, что Крета без секрета, но я не рассказал, что после Креты работала продавщицей другая девушка, о которой я не хотел вспоминать, хотя Анники об этом и знала, и, хотя я не хотел вспоминать, мне вспомнилось расположение помещений в старом доме и мансардная комнатка, зимой натопленная до жары и выстуженная к утру, а летом там было даже ночью светло, и еще вспомнились балки недостроенной части мансарды, о которые можно было удариться в темноте, запах того чердака, запах старых, неходовых товаров.

За магазином дорога шла к берегу озера. В конце дороги был еще земляной мол, уходивший в озеро метров на сто к маленькому островку; поперек мола и на обоих его откосах лежали перевернутые вверх днищем лодки. С озера дул холодный ветер, и, чтобы согреться, приходилось тереть щеки и нос.

Мы прошли по молу на остров, поверхность острова была выровнена бульдозером, который сдвинул ивняк прямо с корнями с середины островка на берег. Теперь новые кусты росли там вкривь и вкось, я рассказывал, что раньше можно было объехать остров на лодке и что я частенько приезжал сюда ставить переметы в окружавших остров камышах, а брат принялся рассказывать, что после того, как был принят закон о водоустройстве электрической компании, пришлось построить мол: ведь на острове были дачи, а в периоды, когда электростанция забирала воду, вокруг так мелело, что приходилось оставлять лодки на острове и брести по мели на «большую землю», и потом, когда вода опять поднималась, без лодок нельзя было попасть на дачи. По этому поводу волость подняла такой шум, что электрокомпания сочла разумным соорудить мол, и еще брат рассказывал об отцовской даче на острове, которую отец успел уже продать, и о том, что, когда вода стояла низко, приходилось бежать голышом из бани метров сто пятьдесят по лужам, пока добежишь до берега.

— До чего же было там здорово, соседи понастроили саун. Островок-то был весь распродан участками по пятьдесят метров в поперечнике, и по субботам, вечером, когда все выбегали из своих саун, чтобы окунуться, было на что посмотреть. Два лета мы таскали воду в баню за сто пятьдесят метров, а потом я сказал, что больше на эту дачу не поеду. Ну, следующим летом отец ее и продал. А теперь вода опять два лета высоко стояла, — сказал брат.

Он принялся кидать камушки на прибрежный лед. Лед был таким тоненьким, что камушки делали в нем ямки, но все же не проваливались, и ямочка затоплялась водой, но не сразу. Мы все с азартом покидали камушки и затем пошли обратно по молу на «материк».

В конце мола брат кинул камень в стену стоящего на краю поля серого сарая, так что сарай вздрогнул от удара и загудел. Из сарая выскочили два пацана и пустились наутек по склону к дороге, брат помчался за ними, один из мальчишек упал, брат схватил его и притащил за шиворот вниз, мальчишка кричал и пытался вырваться, брат держал его от себя подальше, насколько хватало вытянутой руки.

— Вы чем там занимались? — спросил брат.

— А тебе какое дело! — орал мальчишка. Он был всерьез испуган и разревелся громко и противно.

— В штаны напустил со страху! — брат засмеялся.