Хозяйка квартиры, постучав в мою дверь, вошла — у нее была привычка приоткрывать дверь и лишь тогда стучать. Осторожно сделав два шага в комнату, она остановилась и спросила, видел ли я записку на столе, а когда я сказал, что видел, сообщила, что звонил Мартикайнен. Мартикайнена она одобрительно назвала хорошо воспитанным и вежливым господином, который даже ей, старухе, представился и все время говорил ей «вы».
— Я сказала, что ты ушел куда-то в город. Я не решилась сказать ему, что тебя всю ночь не было, — объяснила она.
— Хорошо.
— Этот Мартикайнен такой деликатный, ему не скажешь все как есть на самом деле, — сказала она.
Я поторопил ее с уходом, но она спросила, обратил ли я внимание, когда мне надо быть на работе. Тогда я шагнул к ней, и она отступила, пятясь к двери, и быстро пошла вниз по лестнице. Волосы у нее на затылке были собраны в пучок, края шерстяной кофты обтрепались, на ногах были серые шерстяные носки поверх коричневых хлопчатобумажных чулок, их слишком широкие наголенники съехали вниз; она вечно подсматривала, подслушивала и сплетничала и агитировала искать на молитвенных сборах лестадианцев [11] божьей милости и поддержки, пока но настал еще конец света.
Я взял с вешалки пальто, подумал: сколько раз еще буду брать его отсюда, и с каких еще вешалок придется за долгую жизнь мне брать пальто, и какие это будут пальто. Пошел вниз по лестнице на двор. Пройдя к машине, стоявшей за сараем, я постучал ногой по шинам. Они, похоже, были накачаны. Я подергал за передний и задний бамперы, проверил развал передних колес, сел в машину и включил зажигание. Дал мотору поработать несколько минут, потом выключил зажигание, запер боковую дверку и пошел пешком по улице. Хозяйка подсматривала из-за занавесок, я помахал ей рукой, и она отскочила в глубь комнаты.
Солнце теперь светило ярко, и идти было приятно. На бульваре я остановился, поглядел на край поднимающейся над деревьями темной тучи и попытался определить направление ее движения; прошло довольно много времени, прежде чем мне удалось понять, что туча двигалась прямо на меня и была гораздо выше, чем утром.
В парке тополя — деревья северных парков — уже стояли голые, опавшие листья были убраны и земля бурая. Ноябрь. Земляная дорожка у меня под ногами была сырой и мягкой. Перед краем тучи пассажирский самолет сделал огромный круг и затем свернул в глубь материка на юг. Посреди пустого, сухого фонтана сидела на бронзовом столбике бронзовая толстушка.
Я поглядывал на часы и шел так, чтобы вовремя быть на месте.
В кабинет Мартикайнена вел длинный коридор, где на дверных притолоках были лампочки световой сигнализации. Дверь кабинета была приоткрыта, и там на стульях, на подоконнике и на краю маленького столика сидели мастера. Я принес себе стул из другой комнаты и поставил его перед шкафом у двери.
Мартикайнен пришел ровно в час и уселся за письменный стол. Он положил на стол принесенные бумаги, распечатал два-три письма, прочел их, усмехнулся чему-то и бросил письма в мусорную корзину. Затем стал рассказывать о результатах переговоров, прошедших в первой половине дня. Говоря, он двигал руками к себе и от себя; по его словам, зарплаты соответствовали соглашениям, если какая-то другая фирма в стране и в состоянии платить зарплаты выше официально установленных, говорил он, то у нас сейчас нет пока такой возможности, поэтому между администрацией и уполномоченными рабочих возникли разногласия и решено передать дело на рассмотрение Союза печатников и Союза работодателей. Однако они там, в Хельсинки, вряд ли смогут, полагал Мартикайнен, разрешить внутренние неурядицы в нашей фирме.
— Как бы там ни было, теперь первое условие — нормальный темп работы во всех цехах, — сказал он.
— А что, если начнут волынить? — спросили факторы наборного цеха.
— Сразу же сообщите мне, — сказал Мартикайнен.
Ему казалось, что еще кое-кто, кроме союзов, дает указания рабочим, он сказал, что, возможно, готовится волна забастовок по всей стране, и тут уж ничего не поделаешь, придется потерпеть и понести убытки, а пока что, как бы там ни было, дни будут потеряны в переговорах и пустой болтовне.
Он снял со шкафа, стоявшего у него за спиной, поднос с бутылочками «Виши» и пустил их и стаканы по кругу. Я взял стакан и напился. Минеральная вода, хоть и теплая, оказалась столь освежающей, что возникло и желание закурить. Но вкус табачного дыма сразу же вызвал неприятные ощущения, и я вдавил сигарету в пепельницу.
— Старый директор не допустил бы такого, — сказал пожилой мастер наборного цеха.
— Весьма возможно, — сказал Мартикайнен.
Пожилой мастер стал рассказывать, как однажды в вечернюю смену пришлось по телефону вызвать старого директора, потому что рабочие сели играть в карты в раздевалке. Старый директор явился в пальто, натянутом поверх пижамы, и в резиновых сапогах, распахнул дверь раздевалки и поставил игроков в ряд вдоль стены. «Или снижу оплату за каждый час на марку, или полный расчет! Что выбираешь?» — спросил он у каждого в отдельности. Ни один не взял расчет, все охотнее лишились марки в час. А это в те времена были большие деньги.
Я слыхал об этой истории и раньше, похоже, другие тоже.
Мартикайнен еще раз объяснил, что нужно делать. Разошлись. Я пошел в столовую, взял чашку кофе и еще налил стакан воды из графина в конце стойки. У рабочих был как раз кофейный перерыв, и они сидели в зале и пили кофе; похоже, им было о чем поговорить.
Я пил кофе и раздумывал, где бы снять или купить производственное помещение. Для начала понадобилось бы немного: зал в несколько десятков квадратных метров для типографского оборудования плюс склад для материалов, где поместились бы бумага и краски, да еще небольшой склад для готовой продукции — все расположенное так, чтобы не требовалось таскать материалы на несколько этажей вверх и спускать продукцию вниз. Нужна и правильная вентиляция, чтобы бумага не отсырела, но и по пересохла — ведь от этого зависит качество печати. Лучше всего было бы самому построить такое помещение, но неоткуда взять деньги. Во что оно обойдется? Пожалуй, не мешало бы рассчитать — если все же построить, — какого объема должны быть эти сводчатые залы?
Выпив кофе, я пошел вниз, в печатный цех. Начальник утренней смены сидел в будке, уткнувшись в наряды. Машины в цехе работали на нормальной скорости, это было слышно по их гулу. Начальник утренней смены опустил наряды на стол, и я просмотрел их.
— Теперь они работают на нормальной скорости, — сказал он.
— Как видно, что-то все-таки сделано, — сказал я.
Пачка нарядов по сравнению со вчерашней была заметно меньше.
— Ну да, — сказал он.
— Хорошо бы, все это уладилось.
— Может, уладится, но, может, и не уладится. Как бы там ни было, а я намерен порыбачить, — сказал он.
— Можешь уйти хоть сейчас.
[11] Лестадианцы — последователи шведского пастора Ларса Леви Лестадиуса (1800 — 1861), основателя широко распространившегося в Финляндии религиозного учения.