Читать книгу «Река течет через город. Американский рейс» онлайн.
Дверь номера нам открыл Тимо. Мы увидели, что Тайсто спит, он повернулся лицом к стене и натянул одеяло на голову. Я познакомил Ильмари с Тимо и пошел к окну, чтобы открыть его: в комнате был спертый воздух. Тимо предложил нам сесть, а сам ушел в ванную. Тайсто приподнялся, сел на край постели и приказал нам проваливать к черту, заметил Ильмари и спросил, кто это. Я сказал, что Ильмари — мой дядя. Тайсто удивился: разве все мои дядья не погибли во время войны? Я сказал, что этот уцелел, поскольку был сделан дедом в Америке. Тимо вышел из ванной и стал одеваться. Он велел Тайсто встать и умыться. Тайсто поднялся, подошел к изножью кровати и стал перебирать одежду, которая валялась там на полу и была густо испачкана кровью, как и пола его нижней рубашки. Я испугался и спросил, что случилось и что это у него за рана. Тайсто ничего не ответил, пошел в ванную и громко плескался там водой. Тимо не соглашался рассказать нам, что произошло.
Тайсто собрал одежду с полу и унес в ванную. Слышно было, что он пустил воду в ванну. Я подошел к двери и смотрел, как он полощет одежду в покрасневшей уже воде и как оттирает запекшуюся кровь со штанин и рукавов рубашки.
Я посоветовал ему срочно вспомнить, откуда кровь на его одежде, прежде чем полиция явится спрашивать об этом. Тайсто разозлился, подошел к двери и захлопнул ее, слышно было, что он даже запер ее. Тимо в комнате посмеивался. Я спросил, что его веселит; если он начал развлекаться тем, что коллекционирует объяснения с полицией во всех тех странах, где бывает, то я не хочу участвовать в этом развлечении. Тайсто вышел из ванной и сказал, что не взял с собой в Канаду другой одежды, кроме той, которую он сейчас выстирал и развесил сушиться. Тимо полез в свой чемодан и дал Тайсто какие-то вещи, но, когда Тайсто надел их, было видно, что они ему велики. Тимо-то был гораздо крупнее Тайсто.
Мы спустились в ресторан, но время завтрака уже кончилось, гостиничный персонал убирал столы, однако после того, как Тим попросил, парням пообещали дать завтрак. Мы сели за стол, курили, парни ждали кофе, бекона и яиц и, когда их принесли, принялись за еду. Я спросил, неужели они убили Николая Мяки, к которому вечером отправились требовать возмещения убытков. Тимо сказал, что они и впрямь ездили к Николаю Мяки, но ни одного человека не убили. После нашего с Тимом ухода из дома Суутари на Рамсей-стрит жена Суутари повезла на легковой машине сына забирать грузовик с трубами, стоявший на заднем дворе фирмы. Сын Суутари привел грузовик с бракованными цементными трубами, и они все — Тимо, Тайсто, Валтола и оба Суутари — поехали, чтобы отвезти трубы в отливочную Мяки. Супруга Суутари осталась дома. Валтола и «Маленький Сапожник» поехали на грузовике, остальные на американской тачке Суутари, которую он вел как истинный мужчина сам, несмотря на длившуюся весь день попойку. До отливочной мастерской Мяки было километров двадцать, так что они приехали туда часов в восемь вечера. Поставив машины перед главным входом, они принялись колотить в дверь фирмы. Там не было ни души, они стучали так долго, что пришлось в это поверить. Дом Мяки находился метрах в двухстах от мастерской, они пошли туда. Но дверь им не открыли, хотя в доме были люди. Из окна на верхнем этаже Мяки крикнул, что в столь позднее время он делами не занимается, да к тому же с клиентами в таком состоянии, в каком находятся Суутари и его «гориллы». Затем были крики с обеих сторон. Мяки угрожал позвонить и вызвать полицию, однако все же не позвонил. Он ждал прибытия сыновей и зятя и обещал, что сыновья и зять вышвырнут посторонних со двора. На это Суутари и парни сказали, что, мол, посмотрим, уселись во дворе, но, просидев около часа, были сыты ожиданием по горло.
Суутари решил, что цементные трубы следует выгрузить на крыльцо дома Мяки, где им будет хорошо дожидаться результатов исследований Мяки и строительной лаборатории Монреальской высшей технической школы. «Маленький Сапожник» подвел грузовик, и трубы оказались аккуратно сложены на крыльце между столбами веранды так, что, не убрав трубы оттуда, невозможно было открыть дверь дома. Когда укладка была закончена, Валтола вспомнил о жалованье, все еще недополученном им со времен работы батраком у Мяки. Валтола велел Мяки спуститься вниз и отсчитать ему доллары на ладонь. Мяки закричал в ответ, что стоимость пищи, предназначавшейся для свиней, но съеденной Валтолой, во много раз перекрывает причитавшуюся ему зарплату. Мяки утверждал, что за те месяцы, пока Валтола ухаживал за его свиньями, они сильно отощали и он, Мяки, понес большие денежные убытки.
Это утверждение разозлило Валтолу донельзя, и когда разгрузку труб закончили, он повел парней в свинарник, который все еще держал Мяки. Там было свиней штук четыреста. Валтола сказал, что надо взять одну из этих хрюшек как компенсацию за недополученное им жалованье, и прыгнул в загон, но поймать свинью человеку однорукому было трудно. Хрюшки визжали, бросались наутек и отбрыкивались от Валтолы, скользившего в свином навозе. Валтола упал, испачкался, вылез из загона, взял в дровянике топор и пытался бить им свиней, перегнувшись через ограду загона. Ни одной свиньи Валтоле достать топором не удалось, тогда Тайсто и пришел ему на помощь, вскочил в загон, поймал свинью и удерживал ее на месте за задние ноги до тех пор, пока Валтола, державший топор одной рукой, не отрубил ей голову. Валтола рубил неумело, свинья при этом изо всех сил пыталась вырваться, из нее хлестала кровь прямо на одежду Тайсто.
Тайсто же и отнес безголовую тушу свиньи в кузов грузовика. Свиную голову Валтола прибил за уши к стене дома Мяки, и парни покинули место битвы, сопровождаемые криками Мяки из окна верхнего этажа и эхом женских воплей в нижнем.
На обратном пути Тайсто пришлось ехать в кузове грузовика вместе со свиной тушей, потому что одежда его была в крови, и он мог испачкать салон легковушки. Подъехав к дому Валтолы, взяли там финки и пива и покатили дальше в Бивер-Лейк, где сестра Валтолы, которая тоже была замужем за финном, хозяйничала на одной ферме. Однако эта сестра даже не согласилась открыть им дверь, и парням пришлось сложить костер на берегу озера, для этого Валтола натаскал длинных, метровых поленьев из поленницы, сложенной его зятем. На костре туша не прожарилась как следует, да еще и соли у них не было, так что мясо оказалось не слишком вкусным. Сестра Валтолы не согласилась дать им соли, хотя Валтола и разбил одно окно в доме, бросив в него камень. В город они вернулись утром, оставив безголовую тушу на вертеле над угольями костра в Бивер-Лейке. Сын Суутари привез Тайсто и Тимо на грузовике в «Сенатор».
Наконец и Тайсто стал припоминать отдельные детали вчерашнего вечера и ночи: большой костер, женщин, кричавших что-то жуткими голосами, обезглавленную тушу свиньи в кузове грузовика, наползавшую на него при каждом вираже. Тимо предложил выпить пива, но Тайсто сказал, что нахлебался его в этой поездке уже достаточно. Я мысленно похвалил себя за то, что разумно вовремя покинул компанию у Суутари. Ильмари считал, что парням имело бы смысл примкнуть к какому-нибудь финскому обществу трезвости в Канаде, и лучше к такому, от членов которого требовали абсолютной трезвости. Он вспомнил, что в Коппер-Клифе действовало общество трезвости «Норма справедливости», в Су — «Герой спасения», в Нью-Йорке — «Источник милости» и в Дулуте — «Звезда надежды», любое из них наверняка включило бы парней в список своих членов. Ильмари утверждал, что на Американском континенте у финнов было бесчисленное количество обществ трезвости, поскольку пьянство было первейшим грехом, в который впадал тут финский эмигрант.
Тимо сходил позвонить и, вернувшись, сказал, что не застал Суутари, который уже договорился с Мяки насчет забитой свиньи и другого беспокойства. Мяки не требовал денежного возмещения, Суутари полагал, что за то время, пока Мяки держал «собачью конуру», он привык и к более буйному поведению. Вечер и ночь были, как считал Суутари, веселыми и запоминающимися.
14
Ильмари, Тим и я сидели и смотрели, как парни ковырялись в своих тарелках; Тимо выпил кофе, Тайсто не смог проглотить ничего, кроме апельсинового сока. Он огорчался тому, что на новом материке не смогли получить приличной работы, а все, за что мы брались, кончалось неудачно, ссорами и драками.
Тимо считал, что нечестно доставшиеся нам деньги не принесли счастья. При напоминании о деньгах Тайсто немного повеселел, ибо благодаря деньгам ему не требовалось идти попрошайничать, как, по слухам, в тридцатые годы, во время кризиса пришлось многим финнам, вынужденным годами вести бездомную жизнь, и воровать, и выпрашивать себе на пропитание. Нам-то ничего подобного делать не требовалось, но нам следовало бы придумать, куда поместить наши деньги, чтобы это было во благо. Тайсто мечтал, чтобы мы купили в каком-нибудь штате в прериях несколько расположенных рядом участков, которых сейчас продавалось сколько угодно, ибо американское сельское хозяйство переживало жестокий упадок и большие фермы каждый день шли с молотка или переходили в собственность банков. Такие хозяйства мог бы теперь выгодно получить человек, оказавшийся в состоянии выложить банку достаточное количество долларов. Мы могли бы обзавестись фермами и начать возделывать землю, поскольку все были сыновьями крестьян и понимали в этом деле. Могли бы счастливо жить на своих фермах до самого конца жизни. Я бы мог и Кайсу привезти туда. Кайсу была бы хорошей хозяйкой, и у нас родилось бы много детей, которые смогли бы расти в здоровом деревенском окружении и с детства имели бы настоящий контакт с природой. Мы купили бы дома посреди огромной прерии, такой равнины, чтобы низин не было видно, а вдали все скрывалось бы в мареве и в трепещущем воздухе, поднимающемся с земли. Почва была бы плодородной и давала бы большие урожаи, и, обзаведясь машинами, рассчитывая, что выращивать, мы все зарабатывали бы умеренным трудом достаточно для благополучного существования. Он и Тимо нашли бы себе жен и других бы финнов привлекли в округу, когда добрая слава об этом мирном месте стала бы распространяться. Мы могли бы составить письменный договор о том, как будем делить работу и оплачивать машины, а также на владение постройками и землей. Согласно договору, справедливо распределяли бы и доходы. Жили бы в согласии, вели бы хорошую жизнь. Земля давала бы нам средства существования, и вокруг простирались бы всегда по-домашнему равнинные пейзажи, равнины пересекались бы большими реками, богатыми рыбой, а вокруг наших домов были бы сады. Тайсто долго болтал об этом.
Ильмари рассказал, что в провинции Саскачеван есть деревня Ууси-Суоми[70], в которой жило около ста финнов, деревня была в прерии, мы могли бы купить себе дома там. Тайсто не верил, что в Ууси-Суоми нам удалось бы легко договориться с давно живущими там людьми о формах нашего сосуществования. Лучше было бы все начать с нуля теперь, когда мы решили строить свою жизнь на здоровой основе. Тимо сказал, что Тайсто может начинать строительство здоровой жизни один, а ему надо быть через полчаса в шахтоуправлении «Фалкон Бридж» на переговорах о продаже установок. За них он может получить столько денег, что Тайсто понадобится сто лет, чтобы надергать их с опустошаемых ветром полей в прерии. Я тоже велел Тайсто лучше запить плохое состояние бутылкой пива, вместо того чтобы мечтать о ненадежной профессии земледельца. Этой профессии мы в свое время поимели достаточно, и я не верил, чтобы кто-нибудь из нас мечтал переворачивать навозные кучи. Тайсто утверждал, будто в Америке даже закладку удобрений производят машины, и столь гигиенично, что по чистоте с этим не сравнится даже реанимационное отделение окружной больницы в Сейнайоки.
Тимо ушел, договорившись встретиться во второй половине дня в «Террасе». Он велел нам позаботиться о Тайсто и отвлечь его от мысли о профессии земледельца. После ухода Тимо мы остались сидеть за столом, официанты уже накрывали к обеду. Тайсто обдумывал, не выпить ли ему бутылку пива, но не стал, потому что никто из нас не согласился пить с ним за компанию. И он принялся уверять, что никогда не пил один, он считал это признаком пьяницы.
Тайсто был захвачен идеей покупки ферм, он придумал это еще вчера вечером, сидя в кузове грузовика Суутари и обнимая безглавую тушу свиньи по дороге в Бивер-Лейк. Тогда-то он и вспомнил про детство и родной дом, где ему пришлось и ухаживать за скотиной, и забивать ее. Он считал, что если бы каждый человек видел, как резали животных, мясо которых потом подавали на обеденный стол, люди относились бы с почтением и к пище, и к животным, отдавшим жизнь ради людей.
Тайсто чувствовал себя неважно. В ванной он полил себе голову водой, и теперь волосы, высохнув, торчали в разные стороны, а одежда Тимо была ему слишком велика. Он спросил, не обидимся ли мы на него и не сочтем ли его пьяницей, если он все-таки выпьет бутылку пива. Мы пообещали не обижаться, и Тайсто заставил нас поклясться, что мы не дадим ему сегодня выпить много. Мы пообещали позаботиться и об этом. Тайсто принесли пива, он выпил, немного приободрился, а идея о покупке земли ему разонравилась. Мы, пожалуй, не смогли бы договориться насчет денежных дел, и было бы, мол, неразумно затевать между нами ссоры. Мы были добрыми друзьями и оставались в хороших отношениях, потому что между нами никогда не было деловых отношений.
Тим сказал, что его жена уже ждет нас к обеду и Тайсто тоже был бы желанным гостем. Тайсто соглашался только посмотреть, как мы будем обедать, а сам он не в состоянии есть так рано. Я сказал, что уже почти полдня прошло.
Мы вышли на улицу. Идя к машине, Тайсто обнаружил, что забыл бумажник в номере, и пошел взять его. Мы ждали его во дворе. Был теплый солнечный день. Я пожаловался Тиму и Ильмари на самочувствие, они успокоили меня, что недуг мой скоро пройдет. Я и сам верил в это. Ждать пришлось долго, и когда Тайсто наконец пришел, он сказал, что Тимо забыл ключ от номера у себя в кармане и ему пришлось объяснять все по-английски портье. А тот взял с Тайсто за открывание двери два канадских доллара. Деньги были мокрые, потому что Тайсто, смывая с одежды кровь, не заметил, что бумажник лежит в кармане блузы; паспорт-то он утром, укладываясь спать, сунул, слава богу, под подушку. Я спросил, возит ли он с собой ключ от моей машины, он сказал, что отдал его Тапани во Флориде и что я должен ему десять американских долларов, потому что он однажды заправил ее бензином. Я пообещал когда-нибудь заплатить.
Сунув Тайсто в машину на заднее сиденье, я влез следом. Тим тронулся с места. Тим и Ильмари на переднем сиденье беседовали о вещах, которые меня не касались, поэтому я не следил за их разговором. Тайсто за всю дорогу ни произнес ни слова, вертел в руках мокрые бумаги и деньги и пытался подсушить их между ладонями.
Тим поехал мимо станции и муниципалитета, свернул на железнодорожный мост и выехал на другой берег. Ильмари принялся рассказывать нам про сооружения, мимо которых мы проезжали, но Тим перебил его, сказав, что он уже все рассказал про них.
15
Дома у Тима нас дожидалась Мартта. Она сказала, что нашла еще несколько фотографий деда и решила подарить их мне на память, ибо после ее смерти смотреть на них здесь будет некому. Жена Тима скомандовала нам сразу садиться за стол, Мартта отказывалась и церемонилась, утверждала, что она не есть сюда пришла. По-фински она объяснила, что в приготовленной обманщицей пище слишком много специй и от этого у нее всегда портится желудок. Тим и Ильмари усадили ее за стол. Поскольку мы все говорили по-фински, жена Тима не хотела и садиться с нами, но сын Тима сидел за столом и все время спрашивал, о чем мы говорим. Отец переводил ему самое важное, по мнению Мартты, было очень стыдно, что ребенка не научили языку его отца.
Тайсто рассказывал Мартте о своей столярной мастерской и о том, как много денег он зарабатывал в Финляндии на изготовлении мебели, и что изготовление мебели могло быть весьма прибыльным делом и в Америке, если только наладить сбыт. Мартта считала, что нам было бы разумно поступить на рудник и добывать себе деньги шахтерской работой, которая всегда обеспечивала тут хлеб людям; господа из горнодобывающих компаний считали финнов хорошими работниками, усердными и умелыми, хотя и злоупотребляющими водкой. Мартта утверждала, что, по мнению многих, шахтеры-финны были бы лучшими в мире, не будь у них этого порока. Тайсто попытался объяснить ей, что у него не было намерения лезть под землю, чтобы заработать на хлеб. Этому Мартта не хотела верить, она считала, что никто не мог обеспечить себя без «Большого никеля». Ильмари сказал, что Тайсто не стоит спорить с Марттой о делах, она человек другого времени. Тайсто уверял, что у него всегда складывались добрые отношения с пожилыми женщинами. За едой Тим поил Тайсто пивом, и хотя Тайсто возражал, пиво за столом не иссякало.
После обеда я позвонил в Финляндию. Дома сказали, что Кайсу пришлось ночью отправиться в Сейнайоки, роды начались на месяц раньше, чем рассчитывали. Я испугался и попросил номер телефона больницы, его долго искали, я нацарапал номер на краю газеты, лежавшей на телефонном столике; дома сказали, что там была большая суматоха из-за того, что Кайсу попала в больницу и никто не знал, как до меня можно дозвониться; весь день звонили во Флориду, но там к телефону никто не подходил. Я сказал, что нахожусь пока в Канаде, пообещал звонить, положил трубку, но тут же снова снял и позвонил в Сейнайоки. На коммутаторе в окружной больнице спросили, какой номер мне нужен, но я не знал этого. Думал, что мне нужно такое отделение, куда женщины идут, когда приходит время ребенку появиться на свет. Телефонистка предложила родильное отделение, я счел, что это годится. В родильном отделении ответила какая-то женщина, я назвал ей себя. Женщина спросила, родственник ли я Кайсу. Я сказал, что родственник — муж. Она спросила, насколько близкий родственник. Я рявкнул, что я законный муж Кайсу. Женщина рассердилась, велела мне научиться говорить по телефону корректно, у нее нет времени на умничанье по телефону, для этого она слишком высокооплачиваемый работник. Я сказал, что звоню из Канады, каждая минута разговора стоит мне три доллара, спросил ее, как дела у моей жены. Она сказала, что ребенок и мать чувствуют себя хорошо. Я спросил, какой еще ребенок. Женщина сказала, что мой или, в общем, ребенок, которого родила моя жена. Я попросил ее рассказать поточнее. Женщина объясняла мне, словно читала по бумаге: девочка, вес — два килограмма семьсот граммов, длина — сорок два сантиметра. Я спросил, могу ли поговорить с женой, медсестра пообещала отнести телефон к кровати Кайсу. Я ждал.
Когда Кайсу ответила, я поздравил ее. Я понял, что она рада моему звонку. Она принялась расспрашивать, где я был, что делал и что собираюсь делать. Я сказал, что сейчас разговор о делах на этом континенте может подождать, и просил ее рассказать о дочке. Кайсу старалась уверить меня, что все хорошо, хотя роды и были преждевременными, девочка родилась маленькой, но здоровенькой, а со временем вырастет, наберется сил и ума. Она решила вернуться в США сразу же, как только дитя будет в состоянии перенести путешествие и жара во Флориде спадет. Я прикинул, что ее приезда придется ждать до осени. Посетовал на столь долгую разлуку. Кайсу сказала, что в нашей разлуке не только она одна виновата, и для нее всегда был бы желанным мой приезд в Финляндию, если захочу взглянуть на жену и ребенка. Я не стал продолжать эту тему. Обещал, вернувшись во Флориду, позвонить оттуда. Кайсу спросила, откуда я звоню, и я рассказал ей о Канаде и о родственниках, обнаружившихся здесь. Прощались долго, никак не могли закончить разговор. Кайсу много раз повторяла, что в будущем у нас все пойдет хорошо, будем жить в полном согласии и ребенок доставит нам много радости. Она спросила, смогу ли я дождаться их приезда осенью. Я обещал потерпеть. С трудом закончили разговор, и я пошел в гостиную, где сидели остальные и пили кофе.
Тайсто спросил, что слышно дома. Я сказал, что один его знакомый стал отцом. Тайсто задумался, кто бы это мог быть. Мартта начала показывать принесенные мне фотографии, и нам пришлось рассматривать их. На одном снимке дед стоял возле своей новой машины, положив руку на зеркально блестящее крыло. Мартта помнила, когда эта машина была куплена и продана. Ильмари тоже помнил эту машину. Мы сидели, и пили кофе, и рассматривали фотографии так долго, что Тим принялся поторапливать пас идти в кабак на встречу с Тимо. Мартта требовала, чтобы ее отвезли домой на машине, она не останется с женой Тима коверкать английский язык.
В машине Тайсто еще спросил у меня, кто дома, на родине, обзавелся ребенком, но я заговорил о других вещах. С Марттой это было нетрудно.
16
Мартту мы оставили на Киттилянмяки перед ее домом. Я вылез из машины и попрощался с нею за руку. Она велела мне не забывать ее, навещать старуху — жену деда, которую живущие тут родственники совсем забыли. Она бы охотно рассказывала мне о жизни родственников. Я пообещал навестить ее, Мартта обрадовалась, неужто мы еще встретимся в этой жизни. Ильмари опустил боковое окошко и велел матери идти домой.
[70] Новая Финляндия (фин.).